Эрик Перрен - Маршал Ней
26 июля по настоянию Эгле, которая держит его в курсе происходящего, маршал Ней соглашается покинуть окрестности Роана, где не находит себе места, и, приняв приглашение одного родственника, отправляется в замок Бессонье, расположенный на границе департаментов Ло и Канталь, среди нетронутой природы. Со своим пристрастием к респектабельности Ней сохраняет нелепый оптимизм и с негодованием отбрасывает мысль о том, что ему следует прятаться, как какому-нибудь преступнику. Сама мысль об этом ранит его душу. Уже через несколько дней в округе распространяются слухи о пребывании знаменитости. Этому не приходится удивляться после ознакомления с письмом, обнаруженным в бумагах его нотариуса. Оказывается, каждый день маршал, не скрывая лица, украсив грудь всеми своими наградами, прогуливался возле замка. Он даже ездил верхом в соседние деревни, где подолгу беседовал с крестьянами, встреченными в полях.{408}
Таким образом, замок Бессонье недолго служил тайным убежищем, это устраивало князя Москворецкого, который торопил судьбу со всеми её неблагоприятными поворотами. Арест прошёл без осложнений, как нечто ясное и само собой разумеющееся. Сколько людей из тех, кто ещё вчера угодничал перед Императором, сегодня, забыв о совести, кричит: «Да здравствует король!» Этот вопрос возвращает Нея к реальности. Он сохраняет спокойствие и достоинство, прекрасно сознавая последствия событий в Лон-ле-Сонье, но он верит в силу своего славного имени. В эпоху событий, текущих со скоростью горного потока, вера эта представляется абсурдной.
Ранним утром 3 августа он готов, как ночь перед восходом солнца готова к тому, что через мгновение она будет побеждена светом дня. Два жандармских офицера во главе отряда из двенадцати человек появляются во дворе замка. Кузина супруги маршала мадам де Бессонье спешит предупредить Нея и умоляет его бежать через подземный ход.{409} Он не желает ничего слышать. Из окна своей комнаты на третьем этаже он обращается к приехавшим:
— Кого вы ищете?
— Маршала Нея.
— Поднимайтесь сюда, я вам покажу его.
Офицеры подчиняются, Ней открывает дверь и без всякого смущения, указывая пальцем на свой знаменитый профиль, уточняет:
— Маршал Ней — это я!
Арест Нея молва связывает с очень дорогой турецкой саблей, свадебным подарком, сделанным Бонапартом в 1802 году. Якобы, эта сабля, забытая маршалом в одном из салонов замка, привлекла внимание посетителей, которые тотчас подумали о Нее или Мюрате — во всей Европе только они владели подобным оружием.
Именно так местные власти заподозрили, что Ней находится в замке.{410} История с саблей, верно служившей маршалу на поле боя и предавшей его в конце, слишком романтична, чтобы быть правдивой. Ней был арестован мелкими усердными исполнителями, которые без труда узнали о его пребывании в замке, принадлежавшем, как им было известно, его родственникам. К тому же один роялист написал префекту Канталя Локару, что некто, маршал Ней, по его мнению, бродит по департаменту. По мнению самого Нея, во время бегства его слуга по неосторожности проговорился, что сопровождает знатного человека. По дороге в Париж наш несчастный герой высказал своим охранникам, что он думает о Фуше, который, по его мнению, приложил руку к аресту.
Ней знакомится с постановлением об аресте, предъявленным жандармскими офицерами. Постановление выписано Локаром{411}.
— Господин префект просто мошенник, — возмущается маршал, — такие люди, как я, не подлежат аресту.
Он спрашивает имена офицеров, записывает их и бросает:
Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
После этого Ней позволяет доставить себя в Орийак, замечая по дороге:
Вам, значит, поручено арестовывать самых верных защитников Франции!
При въезде в Орийак жители сбегаются, чтобы посмотреть на арестованного героя отступления из России.
Что им нужно? — интересуется маршал. — Вы только посмотрите на этот сброд!
Перед зданием мэрии, где в ожидании дальнейших инструкций из Парижа он должен оставаться под стражей, национальная гвардия салютует ему. Маршал командует «Вольно!»
— Арестанту почести не полагаются.
Три свидетеля Деказ, Рейзе и Мармон утверждают, что с самого начала Людовик XVIII считал дело Нея опасным по своим возможным последствиям: «Несчастный! Дав арестовать себя, он создал больше трудностей, чем при переходе на сторону Бонапарта». Герцогу Рагузскому ясновидящий суверен доверительно говорит: «Все было сделано, чтобы облегчить его побег. Но его безрассудство погубит его».
Окружение короля, более роялистское, чем король, обрадовано арестом и с энтузиазмом восхваляет грядущее возмездие. Подозреваемого в опасной умеренности, даже в желании вступиться за «заблудших овечек», которых ультрароялисты считают главными виновниками 20 марта, Людовика XVIII просят сохранять твёрдость, особенно в отношении Нея, который в период Ста Дней гордо заявлял, что его переход был преднамеренным, и который последовательно предавал всех.
Его эффектный арест связывают с именем Эли Деказа, префекта парижской полиции, достаточно умного, амбициозного тридцатипятилетнего уроженца Бордо, выказывающего романтическую преданность Бурбонам. В «Замогильных записках» Шатобриан пишет, что, арестовав маршала, Деказ пошёл дальше, чем того желал король, который сам говорил автору «Мучеников»[115] о своем неприятии трудных и деликатных ситуаций. Моле утверждает, что Деказ имел обязательства перед графом д’Артуа, выполнив которые, надеялся вытеснить Фуше, захватив его министерский портфель. Имея такую мотивацию, он послал своих людей в горы Канталя с заданием арестовать Нея. Ультрароялисты упрекают Фуше, противопоставляя ему служебное рвение Деказа, его успех, в то время как он, герцог Отрантский, способствовал побегу виновных. И действительно, Деказ сменит Фуше во главе полиции, но позже постарается отказаться от своей инициативы в аресте Нея, приписывая её ультрароялистам, которые якобы самовольно решились покуситься на свободу «героя стольких битв».
После ареста маршала суд над ним неизбежен. 14 августа Гуви-он Сен-Сир, старый товарищ Нея ещё по Рейнской армии, а теперь военный министр, обращается к своему коллеге, министру полиции, с просьбой передать ему князя Москворецкого как подлежащего военному суду. Военный министр берётся организовать препровождение маршала в Париж под надёжной охраной и с соблюдением почестей, соответствующих его рангу. Отъезд в столицу состоялся 16 августа. Королевский комиссар майор Мейронне отправился в путь раньше, чтобы обеспечить смену лошадей в дороге, в то время как маршал ехал в другой карете в сопровождении лейтенанта жандармерии и двух офицеров королевской гвардии. Один из них, Жансийон, относился к Нею с симпатией. Маршал даёт слово чести, что не будет пытаться сбежать, и это не лишняя предосторожность, так как на пути их следования расквартирована часть Луарской армии, включая драгунский корпус Экзельмана, стоявший в Риоме. Новость об аресте быстро распространилась в войсках. Генерал Экзельман вбил себе в голову, что должен дождаться пленника и отбить его. Ней отказался от этого предложения и заявил охранявшим его офицерам: «Видите пропасть? Так вот, если карета свалится туда и вы все при этом погибнете, а в живых останусь только я, я один вернусь в Париж».
