Всеволод Гаккель - Аквариум как способ ухода за теннисным кортом
Мы стали проводить три концерта в неделю, четверг был экспериментальным днем, когда могла звучать самая неожиданная музыка. В это время, усилиями Алика Кана в городе проходил ежегодный фестиваль «Открытая музыка». Но с каждым годом становилось все труднее искать средства на его проведение и приглашение заморских музыкантов. К сожалению, этот фестиваль сначала достиг фазы Приоткрытой музыки, когда он проходил одновременно на нескольких площадках маленьких клубов, а постепенно и вовсе затих. Так мы приютили всех тех, кому в этом городе играть больше было негде. И к этому времени у нас уже сформировалась определенная музыкальная тусовка. Когда я не знал, кого пригласить в следующий раз, или если кто-то в последний момент не приезжал, то всегда подбирался какой-нибудь «дежурный» состав. Так на базе «TaMtAm»'а существовал оркестр «Аддис-Аббеба», состав которого часто варьировался, но неизменным был костяк в лице Микшера, Паши Литвинова и Киры Ипатова. Часто присоединялся Коля Рубанов и кто-нибудь из «маркшейдеров».
Иногда забредали Дюша с Галей, которые жили через дорогу. Но они находились на своей орбите, и она никак не пересекалась с моей. Время от времени забредал Михаил Файнштейн, но он не приходил послушать музыку, а просто заходил в гости. Курёхин ходил первые месяца два-три, но потом исчез и приходил только тогда, когда выступали заморские артисты. Самым частым гостем был Алик Кан, который всегда был в курсе того, что происходит в городе и не пропускал ни одного концерта, который мог оказаться интересным. Боб заходил два раза, когда приезжали «British Summertime Ends» и второй раз, через год на Дэвида Томаса. Я совсем не виделся с Бобом, у нас не было разрыва, наверное мы могли ещё считать себя старыми друзьями, но нас связывало только прошлое. Он успешно развивал свою сольную карьеру и колесил по всей России с оркестром, который назвал «БГ Бэндом», директором которого стал Вовка Дьяконов. С ним стал играть мой старый друг Сережа Щураков, которого я по неосторожности как-то привел на запись. Боб, как обычно, поглощал все, что попадало в поле его зрения, и использовал в своих целях. Так Сережа и звукорежиссер Олег Гончаров, которые участвовали в «Трилистнике», собранном Дюшей, постепенно оказались втянуты в «БГ Бэнд» и, когда настало время выбирать, сделали свой выбор в пользу Боба. Удельный вес Боба был по-прежнему гораздо больше, и я не стал бы с ним тягаться. Я слышал «Русский альбом», но не могу ему дать никакой оценки. По-прежнему я не могу эту музыку слушать в записи. Мне достаточно послушать один раз, просто чтобы иметь представление. Наверное это было то, что он хотел делать в это время. С Титовичем у них были натянутые отношения, и они не общались. Но город маленький, и так или иначе люди где-то пересекаются. Встретились и Боб с Титом. Результатом этой встречи стала немедленная отставка Сережи Березового, и Титович снова занял место басиста в группе. Я не буду комментировать это действие Титовича, но за ним последовало другое, которое касалось лично меня. Руководствуясь какими-то соображениями, скорее всего коммерческими, хотя Боб всегда называл это другими словами, он решил этот оркестр переименовать в «Аквариум». Естественно, нас никто даже не спросил об этом. Боб считает, что «Аквариум» был его детищем, и он может распоряжаться им, как ему заблагорассудится. Но он не обратил внимания на то, что за долгие годы эта группа стала ещё и нашей. И Дюша, и Миша, и Ляпин, и Петя, и Рюша, и я сделали её тем, чем в итоге стала эта группа. С моей точки зрения, группа – это в первую очередь люди, которые в эту группу собираются, иначе это называется оркестром, ансамблем или чем угодно. Каждая группа имеет срок жизни и, когда этот срок подходит к концу, и эти люди расходятся, вместе с ними умирает и имя. Мне кажется это очевидным. Когда же Боб вдруг назвал свою новую группу этим именем, то он лишил нас нашего прошлого. Оно перестало существовать. Группа играет концерты, и те люди, которые сейчас ходят на её концерты, принимают её в том виде, в котором она существует сейчас. А если учесть, что за это время аудитория омолодилась, и группа играет в тех городах, где раньше её предшественники не бывали, то матрица стирается окончательно. Люди приходят на концерт и видят ту группу, которая играет сейчас, они не знают, что раньше этим именем назывались другие люди. История их не интересует, и она очень быстро переписывается. И таким образом остается непропорционально большой Боб и безымянные музыканты. Личность каждого отдельного музыканта не принимается в расчет. Почему Боб выбрал именно этот способ рассчитаться с нами, остается загадкой.
В это время он заключил контракт с «Триарием», на выпуск всех альбомов «Аквариума» первого периода на CD, что было названо архивом «Аквариума». Ещё один реверанс в нашу сторону, нас – самодеятельный «Аквариум», сдали в архив. «Настоящий» «Аквариум» начинает профессиональную работу в профессиональных студиях, преимущественно в Англии с музыкантами, которые нанимаются по профессиональным признакам. По старинному обычаю, к записи этих альбомов приглашаются заморские музыканты, усиливающие звучание группы, и конечно же это трудно сопоставить с тем уровнем записи, на котором в древние времена были записаны все те любительские альбомы. Но как бы это сейчас не называлось, я рад тому, что мы получили деньги за то, что в течение стольких лет делали за так. Хотя Боб считает, что эти деньги он нам заплатил, в то время, как мне кажется, что мы их заработали.
Получив часть этих денег, я купил электрическую гитару и велосипед своему племяннику Василию, а остальные деньги вложил в развитие клуба. Титович уговорил меня купить у него восьмиканальный магнитофон «Tascam», который уже несколько лет стоял в студии на Фонтанке и служил стулом. Я по-прежнему мечтал о том, что нам удастся построить свою студию. Но магнитофон не дожил до этого дня и почти сразу умер. Мы только успели записать альбом «Markscheider Kunst» – «Кем Быть?», который за неимением студии записали прямо в фойе, и их же концерт, который так и остался не сведенным. Также я купил несколько ламповых усилителей, всю фирменную арматуру для нашей обветшалой ударной установки и фирменное железо, что сразу качественно изменило и без того хороший звук. В силу своего не прагматичного характера, когда ситуация была настолько неопределенной, что ни один здравомыслящий человек никогда бы не начал бы делать вложения, мы решили сделать ремонт. Мы укрепили и подняли сцену и решили отреставрировать пол в зале, который также служил танцевальной ареной для театра «До», и который за время существования клуба мы совершенно уничтожили. Мой старый друг Гена Степаненко, которого я пригласил для консультации, посоветовал залить пол жидкой пластмассой по какой-то современной технологии, что-то типа эпоксидной смолы. Я загорелся этой идеей и вбухал туда невероятные деньги. И нисколько об этом не пожалел бы, поскольку клуб просуществовал ещё два года. Но только через полгода пол разлетелся вдребезги. Оставлять его в таком виде было невозможно, и его пришлось два раза реставрировать, снова вкладывая деньги. Таким образом, я поставил памятник самому себе. Поскольку в летнее время продолжали бросать бутылки на улицу, то на окна пришлось поставить сетки. Мебели в клубе не было никакой, остатки красных кресел мы выкинули, и сидеть посетителям было негде. Лена поехала в ЦПКиО и по остаточной стоимости купила старые садовые скамейки, а на кладбище памятников она нашла железобетонные ноги от статуй Матроса и Комсомолки. Они были совершенно неподъемными, но отказываться от таких вещей нельзя. По приезде оказалось, что затащить их вовнутрь не представлялось возможным. Нам насилу удалось впрячься и поднять ноги Комсомолки на второй этаж, но ноги Матроса мы смогли перетащить только через порог, и их пришлось оставить прямо у входа.
