Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим
П.: — Но не нужно ссориться со мной, Павел Сергеевич.
А.: — (Плачущим голосом.) Я не считаю, что нахожусь в ссоре с Вами, я этого не считаю.
П.: — Вот и я тоже не считаю. Во многих вопросах мы можем с Вами делать всё совместно, Павел Сергеевич.
А.: — Ну давайте найдём здесь какой-нибудь компромисс.
П.: — Я уже предлагал Вам компромисс: пусть будет членом редакции секретарь Математического общества.
А.: — Но это же не эквивалентная замена. А что вы имеете против Колмогорова? Он будет вполне деятельным членом редакции, не приходя на заседания редакции, а будет давать отзывы. Он не принадлежит к числу деятельных людей, он не будет ничем мешать Вам. Он никогда ничего плохого не сделал Вам. У него действительно есть такие черты характера, которые трудны Вам. Но у кого ж из нас нет трудных черт характера? Зачем же ему наносить такое страшное оскорбление?
П.: — Павел Сергеевич, я просто не могу понять этого. Есть вещи, которые разные люди понимают по разному. Для меня быть членом редакции вовсе не значит иметь какое-то почётное положение. Ну для чего ему нужно быть членом редакции? Объясните мне это.
А.: — Но поймите же вы, Лев Семёнович, это же совсем не ему нужно, это — вопрос престижа Математического общества. Нельзя же выводить из редакции президента Математического общества, который был там много лет. Колмогорову это совершенно не нужно.
П.: — Для общества было бы совершенно достаточно, если бы его представлял в редакции его секретарь. Кроме того, ведь вы же, Павел Сергеевич, представляете общество. Вы — его почётный президент.
А.: — На каждой тетрадке журнала написано, что он издаётся Академией и обществом совместно. Общество не требует никакого паритетного представительства. Другое дело, если бы Колмогорова нужно было бы сейчас вводить в члены редакции. Но нельзя же его выводить. Согласитесь с этим.
П.: — Когда я согласился быть главным редактором «Математического сборника», я вовсе не думал, что буду преобразовывать имеющуюся редакцию. Так что я вовсе не вывожу Колмогорова, а составляю новую редакцию, с которой мне будет легко и просто работать.
А.: — Вам будет легко и просто работать и с Колмогоровым.
П.: — Павел Сергеевич, мне не будет легко и просто работать с Колмогоровым. Общение с ним всегда представлялось для меня трёпкой нервов. Когда-то я Вам сказал довольно неприятную вещь, теперь я повторю её: я вынужден обходить Колмогорова как собаку, которая может внезапно броситься и укусить. Так я отношусь к нему, так он себя ведёт.
А.: — Уверяю Вас, Лев Семёнович, вы в этом случае просто ошибаетесь. Боюсь даже, что вы находитесь под чьим-то влиянием. Колмогоров совсем не такой человек.
П.: — Сколько я не имел дело с Колмогоровым, я всегда его боялся. Совсем недавно я обратился к Колмогорову с предложением напечатать его доклад в сборнике, который мы издаём в Главной редакции физ-мат литературы. Колмогоров просто бросил телефонную трубку и не стал со мной разговаривать. Ну можно ли так обращаться с людьми? Могу ли я иметь дело с таким человеком? Ведь если он будет членом редакции, так или иначе я должен буду всё время иметь дело с ним, и это будет для меня совершенно неприемлемо и невозможно.
А.: — Это была, конечно, случайность, Лев Семёнович.
П.: — Это не было случайностью, Павел Сергеевич. Расскажу Вам другой случай. Когда Колмогоров вместе с Арнольдом были выдвинуты на Ленинскую премию, никаких работ Колмогорова в списке представленных вообще не было. Я позвонил Колмогорову и сказал ему: «Нельзя же так, нужно чтобы были от вас хоть заметки». Он ответил мне: «А на черта мне нужна ваша Ленинская премия. У меня и без того лежит сорок тысяч долларов в банке». А ведь я старался для него тогда, чтобы он получил Ленинскую премию.
Ещё один случай. Когда мы начали заниматься прикладными вопросами, и вместе с Колмогоровым экзаменовали Мищенко как аспиранта, Мищенко рассказал о работе лампового генератора, на что Колмогоров заметил: «На черта вам изучать работу лампового генератора? Занимались бы другими вопросами». Если говорить о паритете представительства Математического общества и Отделения в журнале, то общество представлено Вами и всеми другими членами редколлегии, которые являются членами общества, а Отделение представлено только одним человеком. Если Колмогоров будет членом редколлегии, я так или иначе должен буду общаться с ним, а это общение для меня трёпка нервов.
Расскажу ещё один случай. Недавно было заседание Чебышёвской комиссии, где я председатель, а Колмогоров — член. Заранее было согласовано с Колмогоровым время собрания, удобное для него. Ему была послана повестка о заседании. Накануне ему звонили и напоминали, что завтра заседание и в какое время. И вот начинается заседание, у нас нет кворума, а Колмогорова нет. Я ищу его по телефону, обнаруживаю, и тот говорит: «Извините, я забыл, сейчас приду». И пришёл. А если бы я его не нашёл по телефону, он бы не пришёл, у нас бы сорвалось заседание, которое и без того очень трудно созвать. Поймите, Павел Сергеевич, я отношусь к работе, порученной мне, с полной серьёзностью.
А.: — Если Вы будете занимать такую точку зрения, то мы попадём в безвыходный тупик. Неужели нужно устраивать конфликт из-за такого незначительного вопроса?
П.: — Павел Сергеевич, если бы это был незначительный вопрос, Вы бы не стали писать письма президенту по поводу этого вопроса и рассылать копии этих писем всем руководителям Академии наук. Значит, это вопрос серьёзный.
А.: — Но нельзя же исключать из редакции президента Математического общества только потому, что общение с ним для главного редактора затруднительно, поймите, что на такую точку зрения не может согласиться никакое общество.
П.: — Павел Сергеевич, если вы и Колмогоров будете членами редколлегии, то вы будете действовать против меня в самых неожиданных случаях. Вы не будете ходить на заседания редколлегии, а когда возникнет критическая обстановка, придёте и выступите против нас.
А.: — Мы никогда не будем действовать против Вас, Лев Семёнович.
П.: — А разве сейчас вы не действуете против меня? Ведь когда вы со мной говорили по телефону впервые о составе редакции, вы упомянули только о Ефимове и ничего не сказали по поводу Колмогорова. А теперь Вы пишете президенту Келдышу, а Колмогоров ходит к Котельникову, и всё это в конце концов обрушивается на меня. Разве это не действие против меня?
А.: — Как же вы говорите, что в редакции только один представитель Отделения — Яблонский, а Вы?
П.: — Я не являюсь представителем Отделения, я же не член его Бюро. Павел Сергеевич, очень трудно так долго говорить по телефону. Вот мы сегодня встретимся на комиссии и обсудим этот вопрос в спокойной обстановке. Давайте расстанемся.
