Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим
В Ванкувере было несколько интересных поездок по разным достопримечательностям этой провинции, которая очень красива и хороша и соответственно носит название «прекрасная британская Колумбия». Мы с женой жили не в Ванкувере, а в университетском городке, что было много приятнее. Нас поразили страшные контрасты: позади прекрасных университетских коттеджей находились жалкие трущобы. Берс, который жил в самом Ванкувере, завидовал нам, что мы имеем такое хорошее жилье, и только в последние дни перебрался в университетский городок. В Ванкувере я имел интересную встречу с Г. И. Марчуком, разговаривал с ним о делах Новосибирска. Возглавлял советскую делегацию на конгрессе, по-прежнему, М. А. Лаврентьев, с которым был вместе его сын М. М. Лаврентьев. Вновь избранный генеральный секретарь союза Лионс устроил в своём номере небольшую встречу математиков, на которой присутствовали старший и младший Лаврентьевы. Мы сидели, беседовали и немножко пили вино. Кто-то в это время позвонил младшему Лаврентьеву по телефону и спросил, что мы там делаем. Лаврентьев ответил ему: «Выпиваем». Такая трактовка нашей встречи показалась мне несколько странной.
«Математический сборник»
«Математический сборник» — так называется старейший русский математический журнал, основанный в 1866 году. С 1932 по 1950-й годы главным редактором его был О. Ю. Шмидт. А после него, до самой своей смерти в январе 1973 года, — И. Г. Петровский. Когда Петровский умер, в Отделение математики поступили два предложения: П. С. Александров предложил А. Н. Колмогорова, а И. М. Виноградов предложил меня. Академик-секретарь Отделения Н. Н. Боголюбов провёл тайное голосование, при котором подавляющая часть присутствовавших на заседании членов Бюро Отделения высказалась за меня и лишь один голос был получен Колмогоровым.
В январе 1974 года Президиум АН СССР утвердил меня главным редактором журнала. Соглашаясь занять этот пост, я вовсе не собирался возглавить доставшуюся мне в наследство от Петровского редколлегию. Я был намерен составить свою, новую, с которой мне легко и просто будет работать.
Редколлегия Петровского была неприемлема для меня, впрочем, так же, как и я для неё. В конце концов мне это удалось, не сделав ни одной уступки. Но мне пришлось преодолеть огромное сопротивление П. С. Александрова и А. Н. Колмогорова, которые трепали мне нервы около трёх лет. Существенную помощь в этой борьбе оказал мне Президент Келдыш, которому просто надоела настырность Александрова и Колмогорова. Позицию Келдыша можно формулировать так: «Мы назначили главного редактора, а составлять редколлегию — это его дело».
Группа Александрова и Колмогорова, представляющая Московское математическое общество, сохраняла в своих руках журнал «Успехи математических наук». А журнал «Математический сборник» я вырвал у них. Из старой редколлегии я сохранил только четырёх членов, в том числе Александрова и Келдыша, а также заместителя главного редактора А. А. Гончара, который при Петровском и теперь ведёт основную работу в журнале.
Своё предложение о новом составе редколлегии я внёс на рассмотрение Бюро Отделения, и он был там немедленно утверждён. Окончательно состав редколлегии должен был утверждаться на секции Президиума АН СССР, который возглавлял А. А. Логунов. Прежде чем секция занялась этим утверждением, я пошёл к Логунову и показал ему список новой редколлегии. Редколлегия ему понравилась. Это была моя первая встреча с Логуновым. Впоследствии мы с ним познакомились ближе, и как мне кажется, прониклись взаимным доверием. Позже я обращался к нему по многим вопросам и получал от него помощь. Секция утвердила мою редколлегию и в октябре 1974 года Келдыш подписал соответствующее распоряжение Президиума АН СССР.
После того как предложенный мною состав редколлегии рассматривался на Бюро Отделения, моё предложение стало широко известно, и П. С. Александров сразу же среагировал на это. По-видимому, он считал, что ему удастся воспрепятствовать столь радикальным переменам при помощи обращения к начальству, поэтому говорил он со мной в весьма мягком тоне, выражая своё неудовольствие только по поводу одного второстепенного члена этой редколлегии, которого я не включил в свою. Келдышу же он написал письмо, в котором выражал возмущение, что Понтрягин вывел из состава редколлегии трёх академиков: А. Н. Колмогорова, М. А. Лаврентьева и В. И. Смирнова, считая вполне основательно, что исключение из какой-то организации академиков является делом невиданным. Правда, Александров напутал: Лаврентьев уже давно не был членом редколлегии. Смирнова я не включил потому, что он был уже тяжело болен и жил в Ленинграде, так что не смог бы участвовать в работе. А Колмогорова исключил вполне сознательно, ввиду своих радикальных расхождений с ним во взглядах. Позже Александров и Колмогоров, примирившись с другими изменениями, сосредоточили все свои усилия на том, чтобы заставить меня включить в редколлегию Колмогорова, чего я решительно не хотел делать, оказывая упорное сопротивление, и одержал победу.
Осенью 1974 года я, присутствуя на каком-то заседании, находился рядом с Александровым и Колмогоровым. Они были так обозлены на меня, что даже не поздоровались со мной. После этого в течение двух лет они оказывали на меня всё доступное для них давление, но не преуспели. И только тогда отступились. В процессе этой борьбы произошёл один любопытный случай, о котором я постараюсь рассказать здесь подробно.
Н. Н. Боголюбов организовал по вопросу о включении Колмогорова в новую редколлегию специальную комиссию под председательством Ю. В. Прохорова — ученика Колмогорова. Комиссия никакого определённого решения не приняла и суета продолжалась. Перед заседанием этой комиссии у меня с Александровым произошёл длинный весьма эмоциональный телефонный разговор. Магнитофонная запись этого разговора сохранилась. Я воспроизведу здесь отрывки из этого диалога, обозначая для краткости имена Александрова и Понтрягина начальными буквами А. и П. К сожалению, в описании я не смогу передать эмоциональный накал всего разговора.
П.: — Алло!
А.: — Лев Семёнович, здравствуйте!
П.: — Добрый день, Павел Сергеевич.
А.: — Ну вот мы сегодня с Вами в такой комиссии.
П.: — Да.
А.: — Я хочу Вам сказать только одно, Лев Семёнович. (Далее плачущим голосом.) Я не для того дожил почти до восьмидесяти лет, чтобы в конце жизни ссориться с Вами.
П.: — Но не нужно ссориться со мной, Павел Сергеевич.
А.: — (Плачущим голосом.) Я не считаю, что нахожусь в ссоре с Вами, я этого не считаю.
