Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
Друг мой, Вы, по-видимому, хотите сделать нам что-либо приятное. Искренне благодарю и ценю. Вот и можете сделать — именно похлопотав заблаговременно, чтобы граф или графиня или хоть ихняя камеристка, прислали бы политическому автору какие-нибудь ихние летние обноски. И так, чтобы они прибыли именно к лету. Автор этот очень обносился в этом летнем <сезоне?> и — дело прошлое — очень рассчитывал на прошлый Ваш сезон в Петерсхаме (или как). У нас лето начинается в апреле и длится до ноября, и вот тут-то и прорыв. Конечно, если можете и желаете в этом смысле похлопотать. Чего-нибудь этакого легкого американского, вдруг подвернется и очень легкое пальтишко «непромоквай». Очень прошу прислать именно ледерплякс. Очень. Но, ради Бога, не сразу все, а маленькие пакетики par avion «echantillon sans valeur»** этак по сорок — 50, не больше, пилюли в легкой бумажной коробочке- Иначе сдерут страшную пошлину, а заодно и украдут половину, как было, когда Вы мне послали сразу кучу.
Что еще? Ну, м. б., Вы мне ответите не через месяц, а поскорей, тогда и я распишусь. Без ломания, даже такое письмо мне писать крайне утомительно — сейчас же начинается головная боль. Вот тут-то и кстати ледерплякс — «заранее благодарю». И уж не обессудьте и за почерк, и за «суммарное» содержание. Иначе и так не соберусь быстро ответить. Все-таки черкните мне толком, что и как и насчет Нов. Журнала — будет ли выхо<дить>, и насчет моей книги, и «вообще». О Почтамтской уже как-нибудь потом, как и жопнике архиепископе. И. В. Вам кланяется. Жму Ваши ручки
Ж.
Ну чего же мне — да еще <бесплатно>, писать письма в редакцию насчет Струве и тем поощрять «р<ыжего> мерзавца» к дурацким ответам. Я уж, м. б., изловчусь и оскорблю его «академически» в каких-нибудь «Иллюзиях». «Фактов», именно фактов, известных мне и не известных ему, имеется куча. Ну и это «до будущего раза».
Ваш
Ж.
<На полях первой стр.>: Очень правдива и вообще хороша статья Анненкова [933]. Не то что агитка Гумилевой.
* Не стоит говорить об этом (фр.).
** «Без объявленной стоимости» (фр.).
133. Георгий Иванов - Роману Гулю. 21 марта 1957. Йер.
21 марта 1957
Beau-Sejour
Нуeres
Var
Уважаемый Коллега,
От Вас ни ответа ни привета — вот уж вроде как два месяца. Так не поддерживают переписку. Что сие значит — недоумеваю. Все-таки надеюсь получить от Вас письмецо.
Ваш Г. И.
* Это не от паранойи, а в знак дружбы.[934]
А это от паранойи.[935]
<На отдельном листе текст стихотворения «Свободен путь под Фермопилами...», скорее всего, попавший сюда из письма от 17 сент. 1956 г. (№ 125)>
134. Роман Гуль - Георгию Иванову. 28 марта 1957. Нью-Йорк.
28 марта 1957
Г.В. Иванову
Дорогой Георгий Владимирович,
Я получил Ваше письмо с суровым «уважаемым коллегой». Вы, конечно, формально правы. Я свински долго не отвечал Вам. Но есть множество смягчающих вину обстоятельств. Был нездоров Михаил Михайлович. Сейчас он поправился. «Новый Журнал» переезжал на новую квартиру (это трудное предприятие Вы себе даже вряд <ли> можете представить). У меня очень плохо себя чувствует жена: высокое давление (что Вы хорошо понимаете). И в конце концов я недугую сам и все-таки пребываю в невероятной рабочей затормошенности. Вот по всему этому я и не мог Вам написать. Ни о чем. И сейчас это не письмо, а только предуведомление о грядущем письме. 48-я книга «Н. Ж.» печатается, там идут два Ваших стихотворения (конечно, первым номером). Почему нас бойкотирует Ирина Владимировна? Если Вы ее видите, передайте, пожалуйста, ей, что мы обижены и не заслужили. Обрываю, простите, пишу в страшных попыхах.
Книгу Варшавского в свое время Вам выслал, и Вы, наверно, ее давно получили.
Искренне Ваш
<Роман Гуль>
Целую ручки Ирине Владимировне.
135. Георгий Иванов - Роману Гулю. <Апрель 1957>. Йер.
<Апрель 1957>
Дорогой Роман Борисович,
Получил Ваше письмо и потом 7 долларов с припиской. Теперь вы молчите. Этот упрек я отвожу. Я написал Вам за это время несколько писем и не получил на них никакого ответа. В частности, уже очень давно, Вы мне — сказав, что у Вас есть какие-то несколько долларов для меня — сами предложили мне выслать на них ледерплякс. Я сейчас же Вас поблагодарил и очень просил выслать это лекарство, без которого мои мозги бездействуют. Ни ответа, ни ледерплякса. Вы сами обещали мне сделать что-нибудь для И. В. в смысле платья во время Ваших вакантов *. Что М. М. Карпович разделяет — по традиции — вкусы Вишняка в «С<овременных> Зап<исках>» я не удивляюсь, но от Вас такой «брутальности» с высот престола, увенчанного именем великого Миши Цейтлина, трудно было ждать. «Не то» и баста. И как ни упоминалась законная просьба вернуть рукопись — она не была удовлетворена. Затем стихи мои, посланные Вам с указанием «прошу вернуть корректуру», были напечатаны без корректуры. Т. е. изуродованными, т. к. во втором отсутствует строфа, которая освещает все стихотворение.[936]
Засим, кстати, Вы мне не перестаете обещать прислать на пиш-машинке мои стихи. Очевидно проект издания моих стихов отпал.[937] Стихи же, вообще, Вам полагается мне прислать, т. к. когда я Вам их посылал для Вашей статьи, я подчеркивал, что это все, что у меня есть, и Вы меня заверили, что все своевремен<но> будет возвращено. Следовательно, будете ли Вы издавать мою книгу или нет, стихи мои следует давно вернуть. Я скоро помру, брошенный всеми на произвол судьбы в богадельне и хотел бы собрать собственный по смерти том. Так что, пожалуйста, пришлите мне то, что было в Нов. Журнале. И было послано Вам.
Посылаю Вам 2 стихотворения для будущего дневника.[938]Прошу, если будет Ваше желание, послать мне на следуемые за них деньги ледерпляксу. Но, если хотите снизойти к моему нищенству, пошлите как можно больше, но маленькими порциями в отделеньи в Петерсхеме. — Ничего не последовало. Вы постоянно повторяете — почему он (т. е. я) и Ир. Вл. ничего не шлет в Н. Ж. После того, как сама она послала Вам отрывок, перевод которого при ее теперешнем состоянии надорвал ее здоровье и который был забракован Вашей редакцией — «это не то». Потом я убедился, что «то» был позорный холуй Евангулов. [939] Между прочим, отрывок, посланный Вам, был квалифицирован Андре Теривом — главным критиком Temps, создававшим репутацию франц<узским> писателям до войны — «как волшебное письмо, равное только Рабле и Grand Musse<t»>[940]. Имею соответственное *
