Тур Хейердал - По следам Адама
— Катастрофа, — сообщил он. Я не мог не согласиться, осознав, что он скармливает рыбам не что иное, как предназначавшееся для нас продовольствие. Из недр грузовика раздавалось зловещее потрескивание. Он сказал, чтобы я не пугался, — это трескается на жаре бамбук. А затем я увидел открытый ящик с консервными банками, раздувшимися до размеров пушечного ядра.
— Таможня! — пояснил немец и больше не сказал ни слова, пока Али не принес ему из холодильника бутылку холодного пива.
Грузовик принадлежал самой надежной компании в Гамбурге. Компания послала машину с экспедитором и двумя водителями, чтобы доставить груз быстро и в полной сохранности. Поскольку фургон не имел системы охлаждения, они ехали круглые сутки, меняя друг друга за рулем, и рассчитывали доехать до пункта назначения в положенные четырнадцать дней. Все шло хорошо, пока они не достигли южной части Турции. Тут по ним начали стрелять курдские снайперы. Они прибавили газу.
Отделавшись несколькими пулевыми пробоинами в машине, они догнали большую колонну, тоже на всех парах мчавшуюся по направлению к границе Ирака. От волнения они забыли получить разрешение у иракских таможенников, получивших из Багдада инструкции пропустить их без излишней волокиты. Вместо этого они понеслись дальше на юг. Жара становилась все более невыносимой. Они проехали Багдад, проехали поворот на гостиницу «Райские кущи» и остановились только в забитом машинами порту Басры. Сочувствующий полицейский показал им дорогу, и неожиданно для самих себя они оказались на таможенном терминале, где все места в тени были уже заняты. На солнце было 45 градусов, а в грузовике — все 70, и на третий день стояния у таможни и экспедитор, и два шофера чуть не померли от жары. Какая-то добрая душа, к тому же говорившая по-английски, наконец, помогла им позвонить в Багдад и получить разрешение покинуть таможню. После этого шоферы отправились прямиком в Европу, предоставив экспедитору доставить груз по назначению.
Что он и сделал, правда, в весьма необычной манере.
— Вся еда пропала, — яростно прокричал он и, прежде чем кто-либо успел его остановить, швырнул в реку последний батон колбасы.
С быстротой молнии самый молодой член нашего экипажа перемахнул через перила и бросился в воду. Спустя мгновение он вернулся на сушу, прижимая к груди, словно ребенка, драгоценный батон. Но, увы, последний. Все остальное поглотила река.
Райский сад, где мы строили корабль, находился далеко от океана. И в Перу, и в Марокко мы спускали наши суда на воду, и нам в паруса тут же ударял океанский ветер. Здесь же нам предстояло провести тростниковый корабль по реке, змеящейся между Ираком и Ираном, до самого Персидского залива. Затем проплыть через весь забитый кораблями залив, миновать Хормузский пролив, и только после этого мы оказывались в открытом океане.
Первая проблема, с которой мы столкнулись, спустив корабль на воду, была загрязненная вода, и чем ближе мы приближались к дельте, тем грязнее становилось за бортом. Белые ломти пены, словно куски льда, парили по поверхности реки. Это были сбросы целлюлозно-бумажных комбинатов. На комбинатах тростник под воздействием химикатов превращался в мягкую массу, из которой делали бумагу. Мне, единственному из всей команды, уже доводилось плыть по этой самой реке на тростниковом плоту. Араб, живший в стоявшей на нем хижине, пригласил меня на чашку чая. Все на плоту, за исключением глиняной жаровни, было из тростника. Я измерил огромное сооружение: тридцать четыре метра в длину, пять метров в ширину и три метра в высоту. Плот высоко поднимался над водой, потому что состоял из уложенных крест-накрест пучков тростника, срезанного в августе. Араб жил на борту целых два месяца в ожидании своей очереди пригнать плот на целлюлозный комбинат. Больше всего мы сейчас боялись, что наш ковчег растворится в насыщенной химикалиями воде прежде, чем мы достигнем залива.
То, что плодоносные сады Эдема и Вавилона лежат в наши дни под слоем песка, объясняют по-разному. Некоторые считают это наказанием Божьим, другие видят причину в неумеренной хозяйственной активности шумеров. Но наше поколение пошло еще дальше и измазало черными нефтяными пятнами и золотой песок, и зелень растений. В конце двадцатого века дельта Тигра больше походит на выход канализационного коллектора или на внутреннюю часть заводской трубы. Иран и Ирак глядят друг на друга с противоположных берегов, подобно Каину и Авелю, и ведут бесконечное соревнование, кто больше изуродует нефтяными вышками прекрасную землю. Корабли со всего света стояли на якоре, одни под погрузкой нефти, другие собираясь плыть вверх по реке с товарами на борту. Нам же хотелось только одного — поскорее поймать парусами ветер и выйти в чистый открытый океан, подальше от этого хаоса.
В тропических водах всегда существует взаимосвязь между потоками атмосферного воздуха и океанскими течениями. Круглый год экваториальные течения и торговые ветра в Атлантическом и Тихом океанах имеют одно общее направление — с востока на запад. В Индийском океане, где властвуют муссоны, иная картина. Шесть летних месяцев течения испытывают влияние ветра, дующего с юга на север, а в последующие полгода — с севера на юг. Только здесь течения меняют направление в зависимости от сезона. Арабские и индийские парусники умело пользовались этим обстоятельством в своих плаваниях в Персидский залив и обратно. Смена муссонов происходила с регулярностью часового механизма и не знала сбоев.
Но сейчас, похоже, и Аллах, и боги погоды отвернулись от залива. Они больше не поддерживают вековечных традиций, словно чувствуют, что время парусных судов ушло в прошлое. Сезон дождей наступил на месяц раньше положенного, а местные арабы пожаловались нам, что в последние два года ветра стали совершенно непредсказуемыми. Когда мы оказались в Персидском заливе, наступил штиль, хотя в ноябре северный ветер должен был подхватить нас и вывести в открытый океан.
Нам пришлось обходиться редкими и слабыми порывами ветра. Точно так же, как песок похоронил под собой поля и города шумеров, наносы ила полностью изменили береговую линию. Рядом с портами возникли огромные мели, тянущиеся на многие сотни километров до самого острова Файлака у берегов Кувейта. Там мы и оказались против своей воли, пытаясь избежать столкновения с невероятных размеров супертанкером. Сильные порывы ветра с юга норовили затащить нас обратно к иракскому берегу с его кашей из кораблей, и нам пришлось идти гораздо ближе к острову, чем нам того хотелось. Однажды ночью впередсмотрящий услышал шум прибоя и тут же разбудил нас всех. Шум постоянно нарастал и вскоре превратился в неумолчный рев, раздававшийся откуда-то спереди. Земля. Рифы или скалы. Мы бросили якорь в надежде, что он зацепится за топкое дно, но только потеряли оба якоря и канат. Тогда мы выбросили якорь-тормоз — нечто вроде открытого мешка, предназначенного замедлить скорость судна. Нам повезло — было так мелко, что он зацепился за дно и удерживал нас до рассвета.
