Тур Хейердал - По следам Адама
Я часто думал, насколько символично, что мне придется преодолевать этот многоступенчатый языковой барьер именно здесь, неподалеку от развалин легендарной Вавилонской башни. Я не преминул посетить знаменитые руины. Они представляли собой невыразительную гору песка, вокруг которой валялось несколько кирпичей из глины, и увенчанную табличкой с надписью: «Вавилонская башня». Табличку поставили иракские археологи. Возможно, раньше это было нечто вроде ступенчатой пирамиды. Итак, под моим началом работали люди, говорящие на одиннадцати языках, причем двадцати «болотным арабам», не знавшим иного языка, кроме наречия племени мадан, предстояло научиться плести тростниковые лодки у трех индейцев, изъяснявшихся исключительно на языке аймара.
В первое утро по прибытии я решил дать индейцам хорошенько выспаться и изрядно напугался, когда заглянул в их комнату и обнаружил, что она пуста.
Я их нашел в окружении группы «болотных арабов» в тени финиковых пальм неподалеку от «пня Адама и Евы». Их теплые шерстяные шляпы и ярко раскрашенные пончо резко контрастировали с белыми одеяниями арабов. Все они отчаянно жестикулировали, и у всех в руках были пучки тростника.
— Эти сеньоры очень умные, — пояснил мне переводчик из Боливии. — Они не понимают ни слова из того, что мы говорим, но отлично понимают, что мы хотим сказать.
— Тотора, — произнес он и протянул облаченному в белое собеседнику стебелек тростника.
— Берди, — ответил тот, принимая дар.
Переводчики нам так и не понадобились. Крупнейшие специалисты по тростнику встретили своих не менее продвинутых коллег. Кто-то становится экспертом в одной области, кто-то — в другой, но голова у всех устроена одинаково.
Беда заключалась в том, что помимо мастеров-кораблестроителей мне требовались и другие специалисты. Во всем Ираке не удалось найти ни одного человека, который умел бы делать паруса!
Парусной ткани здесь тоже не нашлось, и ее пришлось доставлять из Европы. А пока груз находился в пути, я отчаянно разыскивал хотя бы одного человека, который мог бы сшить простейший парус для «дхоу» — типичной для этих мест лодки. Никто даже не слышал о таких мастерах. Парусные суда на реках встречались не чаще, чем верблюды на шоссе. Мы опоздали на одно поколение.
Я объездил весь берег реки до самой дельты и даже забрался на территорию Кувейта в надежде увидеть хоть одну парусную «дхоу». С незапамятных времен «дхоу» бороздили здешние воды. Их паруса были чем-то средним между древним квадратным парусом и современным треугольным и, очевидно, являлись промежуточной ступенью между ними. На вид они больше всего напоминали старинный египетский парус, поникший в отсутствие ветра. К тому времени, когда я впервые попал в Ирак, все до единого владельцы «дхоу» давно спилили мачты у своих суденышек и установили моторы. Бензин в странах Персидского залива стоил дешевле, чем ветер. Однако раньше я видел белые паруса на индийских «дхоу», приплывавших в Басру из Бомбея за грузом фиников. Контрабандисты нанесли большой урон этому бизнесу, и мне пришлось обратиться к индийскому консулу в Басре с просьбой найти в Бомбее трех моряков, которые помогли бы нам сшить парус, а затем провели бы нас через Персидский залив, забитый нефтедобывающими платформами и кишащий кораблями.
Мы приехали в Багдад встречать индийских моряков, но их не оказалось в числе пассажиров. Зато мы получили телеграмму из Индии, в которой говорилось, что моряков последний раз видели в Нью-Дели, когда они собирались в консульство Ирака за визами. Затем их след потерялся.
Две недели спустя мой местный помощник Али появился во время завтрака и сообщил, что нашел пропавших. Они стояли около дверей. Одного из них звали Сулейман.
Мы обращались к ним и по-арабски, и на всех европейских языках. Тору в отчаянии заговорил по-японски, а Юрий — по-русски. Бесполезно. Только Сулейман знал пару английских слов, чего оказалось достаточно, чтобы объяснить им, куда положить их мешки, и усадить завтракать.
После съеденного с завидным аппетитом завтрака вновь прибывшие отправились знакомиться с судном. Их глаза округлились от удивления при виде могучего тростникового корабля, блестевшего золотом в лучах утреннего солнца. Не знаю, что было с нашими глазами, когда Сулейман спросил, куда мы собираемся установить мотор. Оказывается, все, что им сказали в Бомбее, — это то, что им предстоит плавать на какой-то свежепостроенной «дхоу». Никто из них никогда не ходил под парусом, и они никогда не бывали в Персидском заливе.
После долгих лингвистических упражнений выяснилось, что единственное, в чем могут нам помочь наши новые друзья — это убирать со стола после еды. От отчаяния мы поручили штурману экспедиции Норману решить проблему парусов. Оказавшись в безвыходном положении, Норман родил блестящую идею. Он поедет в Басру вместе с тремя индусами. С их помощью он опросит всех встречных индийских моряков и, возможно, узнает что-нибудь о парусах для «дхоу». Юрий одолжил в советском посольстве в Багдаде новенькую сияющую машину русского производства, и Норман в отличном расположении духа отправился вместе с индусами по широкому оживленному шоссе.
Прошло совсем немного времени, и мы снова увидели Нормана. Он возник в дверном проеме, весь обмотанный бинтами. Из-под бинтов торчали только одно ухо и красный исцарапанный нос.
— А где индусы?
— В больнице.
— Что случилось? — в ужасе спросил я.
— Машина перевернулась три раза.
— А где араб-переводчик?
— В полиции. Он был за рулем.
— А что с новой советской машиной?!
— Лежит колесами кверху. Это уже не машина.
Когда троица индусов, наконец, дохромала до гостиницы, один с покалеченной ногой, другой с покалеченной головой, а третий с покалеченной спиной, есть они не хотели. Они хотели только одного — чтобы я с первым самолетом отправил их назад в Индию.
После этого мы уже были готовы к очередному сюрпризу. Он не замедлил случиться. Растерянный араб прибежал и рассказал, что с тыльной стороны дома стоит человек в европейской одежде и швыряет колбасу в реку.
Я пошел посмотреть и обнаружил докрасна загорелого мужчину. Он действительно кидал в реку колбасу. Я осторожно приблизился, и когда он, размахнувшись подобно метателю молота, зашвырнул в воду очередной батон, вежливо поздоровался. Он повернул ко мне залитое потом лицо. Я не мог не посочувствовать — действительно, изнурительное занятие, в такую-то жару. И тогда он рассказал мне свою печальную историю, которой суждено было оказать огромное влияние на все последующие события. Незнакомец оказался водителем грузовика, прибывшим из Гамбурга с деревом для мачты и прочими не-обходимыми нам вещами.
