Том Бауэр - Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна
— Нужно избавиться от Макса, — заявил Соррелл.
— Вовсе нет, — ответил Тодт.
Шлюхами в «Формуле-1» никого уже давно не удивишь, нацистами тоже, а Тодт не был склонен к морализаторству. Экклстоун передумал и выкинул эту проблему из головы. Вскоре он уже заявил в интервью «Би-би-си»: «Максу в паддоке всегда рады», — а потом поучаствовал в протокольной съёмке вместе со своим другом, который поблагодарил за поддержку членов ФИА.
По пути к себе в моторхоум Экклстоун встретил Бриаторе. Две недели назад на Гран-при Турции ему нездоровилось, и Флавио окружил его такой заботой, что Экклстоун сразу заподозрил неладное. Он знал: неприязнь итальянца к Мосли никак не связана с его моральным обликом. Наоборот, газеты без конца трубили о разнузданных похождениях и коммерческих аферах самого Бриаторе. Для «Рено» сезон складывался неудачно — французская команда отстала от «Макларена» и «Феррари». Не избежал Бриаторе и финансовых проблем: команда была по уши в долгах. Экклстоун ссудил ему 30 миллионов долларов в счёт будущих выплат «Си-ви-си» по следующему «Договору согласия», однако Флавио винил во всех бедах именно Мосли с его дорогущим «снижением расходов» и новыми правилами. По мнению итальянца, тот тормозил новый «Договор согласия», поскольку боялся утратить былое влияние.
К Экклстоуну он, напротив, относился дружески, с благодарностью. Своим состоянием, которое оценивалось примерно в 100 миллионов долларов, он был во многом обязан счастливому совпадению: в 2002 году ему достались телевизионные права на территории Испании, а в 2005-м и 2006-м Алонсо праздновал чемпионство.
Однако нынешнее положение дел Бриаторе не устраивало. В отличие от остальных боссов команд, он был не механик, а бизнесмен. Его другу стукнуло уже 78, и кое-кто называл идеальным кандидатом в преемники именно итальянца. Экклстоун даже не задумывался об этом, пока не встретил Бриаторе по пути из моторхоума «Феррари».
— Макса не должно быть на вечеринке, — заявил Флавио, имея в виду субботний день рождения Славицы. — Если он явится, то не придёт Карлос Гон, а с ним и остальные из «Рено». Этого нельзя допустить.
Гон возглавлял «Рено».
— И чего ты от меня хочешь? — непонимающе уставился на итальянца Экклстоун.
— Скажи ему.
— Даже не знаю… — отозвался Экклстоун, который и правда не знал, чего боится больше: сказать об этом Максу или Славице.
Когда Экклстоун вошёл в моторхоум Циммермана и заговорил с женой, свидетелем этой сцены оказался Лауда.
— Флавио велел передать Максу, чтобы тот не приходил, — сказал он и объяснил, в чём дело.
— Ты с ума сошёл! — завопила Славица. — Нельзя так поступать с Максом. Это мой праздник, и я решаю, кого приглашать.
Страсти накалились, и Славица, искренне считавшая себя главой семьи, прямо на глазах у Лауды разоблачила Бриаторе:
— Флавио ударит тебя ножом в спину.
Её особенно беспокоило недавнее интервью Бриаторе, где тот превозносил свои заслуги в «Формуле-1». Славица знала, что мужа это тоже задело. Флавио слишком увлёкся политическими интригами. Хуже того, она пересказала супругу слова Бриаторе, который как-то в разговоре с ней вызывался присмотреть за «Формулой-1» после смерти Берни. Такая заботливость очень не понравилась Экклстоуну, да и Славице тоже.
— Разве ты не видишь: Флавио тебя обязательно кинет? — крикнула она.
— Нет, не кинет, — возразил Экклстоун. — У него много деловых интересов в «Формуле-1».
Однако супруга продолжала упорствовать:
— Сам-то говорит, что он тебе друг…
Уже позже Экклстоун понял, насколько точным оказался её сарказм. Он не ждал предательства, но всегда инстинктивно разделял деловые отношения и личные.
— У Флавио кишка тонка такое провернуть, — стал он успокаивать жену.
— Кончай с этим и бросай свою работу, а не то я уйду! — воскликнула она.
Гнев жены натолкнул Экклстоуна на мысль, что ему стоит быть подружелюбней с прессой, но сперва предстояло исполнить одну неприятную обязанность. Он связался с Мосли и сообщил новости. Тот был удручён. Неприятно, когда тебя выставляют с дня рождения, да ещё и в твоём собственном городе… Впрочем, почти сразу позвонила с извинениями Славица — это несколько успокоило его уязвлённое самолюбие. Вдобавок Мосли не так уж расстроился, что пропустит её традиционные танцы на столах под ободряющие вопли знаменитостей и миллиардеров, собравшихся у Бриаторе. Однако сама Славица итальянца так и не простила и в отместку запретила Экклстоуну 14 июня ехать в Рим на свадьбу Флавио с Элизабетой Грегорачи.
— Опять она со своим «я не люблю Флавио». Не хочу с ней спорить, — объяснил Экклстоун приятелю.
Он терпеть не мог свадьбы.
Воскресным вечером Экклстоун уже был в Лондоне. От постоянных звонков, сообщений и факсов с требованием отставки Мосли просто некуда было деться. Он понял, что тот уже труп.
— Тебе придётся уйти, — объяснял он другу той ночью.
— Ни за что, — не желал сдаваться Мосли.
Экклстоун решил чуть разрядить обстановку и согласился дать интервью «Дейли телеграф». Он объяснил: Мосли сейчас испытывает колоссальное давление, и никто в мире «Формулы-1» не понимает, почему он не подал в отставку в первые же сутки. «Жаль, ведь теперь с ним не будут иметь дело», — заметил Экклстоун. Впрочем, надеясь смягчить свою речь, он добавил: «Макс не заслуживает такого наказания».
Интервью вышло 31 мая, и Мосли перестал отвечать на его звонки, чем ужасно обидел Экклстоуна. Он считал, что товарищ к нему несправедлив. Мосли приобрёл благодаря их дружбе куда больше, чем Экклстоун. Они действовали сообща, пока это было выгодно президенту ФИА, а теперь он вдруг обиделся, не желая посмотреть правде в глаза.
Мосли, конечно же, думал иначе.
Следующая гонка была в Монреале, и Экклстоун полетел туда через Нью-Йорк, чтобы встретиться с Монтеземоло. «Формула-1» привлекала всё больше зрителей. Господству «Феррари» противостоял «Макларен» с Льюисом Хэмилтоном. Победа англичанина в Монако чуть укрепила пошатнувшиеся позиции Рона Денниса. На встрече в баре отеля «Сент-Реджис» они обсуждали финансовые дела, но коснулись и судьбы Мосли.
— Нужно убедить Макса уйти в отставку, — сказал Экклстоун.
Монтеземоло колебался.
— Не мне решать судьбу Макса, — ответил он, — и не мне осуждать его за безнравственность. Пусть сам решит.
Экклстоун рассчитывал на другой ответ.
Дальше он отправился в Монреаль, где его ждал неприятный разговор. Гонка «Формулы-1» была важнейшим событием в жизни Канады: она ежегодно собирала 300 тысяч зрителей и приносила в казну города 50 миллионов долларов, однако организаторы уже три раза пропустили срок внесения очередного платежа. Экклстоун предупредил, что если долг в 30 миллионов долларов не будет погашен, то в 2009 году гонка не состоится. В Канаде к тому моменту Экклстоуна прозвали Почкой — потому что он был «словно камни в почках». В конце концов он дал канадцам время до октября. При этом, как показалось Экклстоуну, они не очень-то поверили его угрозам.
Второй ультиматум был предъявлен Мосли по телефону:
— Лука сказал, что ты должен уйти.
Мосли был вне себя. Он-то слышал, как Фрэнк Уильямс сказал Экклстоуну: «История с Максом нас не касается». Теперь он позвонил секретарю Монтеземоло. Итальянец отрицал, что они с Экклстоуном пришли к соглашению об отставке президента ФИА, и Мосли предпочёл поверить Монтеземоло.
— Тебе надо уйти в отставку, — настойчиво твердил Экклстоун.
— Это решать членам ФИА.
— Ты проиграешь. Это будет полнейшее унижение.
— Пусть голосуют.
Ассамблея ФИА должна была собраться в Париже 3 июня. «Преданность — это не про Берни», — сокрушался Мосли. День ассамблеи подвёл черту под их долгой и нерушимой дружбой. Они не разговаривали ещё несколько недель, однако Мосли надо было отдать должное: ассамблея поддержала его 103 голосами против 55. Пришло его время продемонстрировать свою власть.
Мосли осмелел и тут же ввёл меры по снижению расходов, а также ряд поправок в технический регламент. Монтеземоло объявил ему войну: «Так дальше продолжаться не может. Макс совсем из ума выжил». Все команды разделяли его возмущение. Шлюхами и нацистской формой никого не удивишь, но когда Мосли осмелился не просто указывать богатым корпорациям, как тратить деньги, но ещё и пригрозил прислать аудиторов, которые станут проверять их расходы, — тут уж все возмутились.
— Ты убиваешь саму идею «Формулы-1». Сокращать расходы слишком жестоко, — заявил ему Монтеземоло.
Экклстоун был в нерешительности.
До марта Монтеземоло и не подозревал, что между Экклстоуном и Мосли могут существовать какие-то мутные финансовые отношения, однако их «стратегическое партнёрство» заинтересовало итальянца. Раньше команды бесконечно ссорились из-за разных технических нюансов, облегчая жизнь Экклстоуну. Теперь же, как показалось Монтеземоло, тот скорее противился нововведениям президента ФИА, считая их «непонятными и ненадёжными».
