Нина Демурова - Льюис Кэрролл
Лиддон записывает: «Встали в 5, позавтракали в 5.30, выехали из гостиницы в 6. Встретили епископа Леонида на станции. Он пригласил нас в сзой вагон и, прочитав молитвы и проглядев бумаги, чрезвычайно дружелюбно беседовал с нами». Чарлз делает более подробную запись:
«Епископ, несмотря на ограниченное знание английского языка, оказался весьма приятным и интересным спутником. Богослужение в соборе уже началось, когда мы вошли туда, но епископ провел нас сквозь переполнявшую его огромную толпу в боковое помещение, соединенное с алтарем, где мы и простояли всю литургию; таким образом, нам выпала редкая честь наблюдать, как причащается духовенство: во время этого обряда двери алтаря всегда затворяют, а занавес задергивают, так что прихожане никогда его не видят. Церемония была весьма сложной: священнослужители творили крест и кадили ладаном перед каждым предметом, прежде чем взять его в руки, и всё это совершалось с явным и глубоким благоговением. К концу службы один из монахов вынес блюда с маленькими хлебцами и подал каждому из нас: эти хлебцы освященные, а то, что нам их подали, означает, что нас помянут в молитвах».
Лиддон посвятил литургии краткую, но предельно выразительную запись: «Лицо и вся фигура священника, служившего литургию, сияло небесным светом, словно он ощущал себя окруженным ангельским хором».
По выходе из храма гостям показали мощи святого Сергия, ризницу, литографскую, живописную и фотографическую мастерские, где мальчики обучались этим искусствам применительно к церковным нуждам. Фотомастерская должна была заинтересовать Чарлза, но он не упомянул об этом, хотя, наверное, за время путешествия не раз вспоминал о своей прекрасной камере, которую пришлось оставить дома, ибо она была слишком тяжела для такого долгого вояжа. В живописной мастерской гостям показали, как свидетельствует Чарлз, «множество превосходных икон, писанных по дереву, а некоторые — по перламутру; трудность для нас заключалась не в том, чту именно купить, а в том, чего не покупать. В конце концов каждый из нас купил по три иконы, что было продиктовано скорее ограниченностью времени, чем соображениями благоразумия».
Ризница, пишет Чарлз, «оказалась настоящей сокровищницей — драгоценные камни, вышивки, кресты, потиры и пр. Там мы увидели знаменитый камень — отполированный и, словно икона, в окладе, в пластах которого видна (так, по крайней мере, кажется) фигура монаха, молящегося перед крестом». Доджсон, впрочем, отнесся к камню с сомнением: «Я внимательно его разглядывал, но так и не смог поверить, что такой сложный феномен мог возникнуть естественным путем».
Гостей сопровождал некий русский господин, бывший с ними в храме; он любезно давал им по-французски различные пояснения и помогал в покупках. «Лишь после того как он распрощался с нами и удалился, мы узнали имя этого человека, который оказал нам столько внимания, — пишет Доджсон. — Боюсь, что мало кто из англичан мог бы сравниться с ним в подобном внимании к чужестранцам». Знаменательное признание!
Доджсон называет их добровольного помощника князем Чирковым. По поводу этого имени у исследователей возникли сомнения. М. Коэн, публикуя дневник Лиддона, в комментариях отмечает: «Лиддон как будто бы пишет Chilkoff, но втискивает это имя в последнюю на странице строчку. Вероятно, это князь Григорий Хилков (Khilkoff), церемониймейстер императорского дома (Высочайшего двора. — Н. Д.)». У читателя, естественно, возникает вопрос: почему же имя этого человека наши друзья узнали лишь после его ухода? Почему не представились ему? Кстати, был бы удобный случай познакомиться с воспитанным, любезным, знающим русским, с которым можно было бы о многом поговорить, тем более что его манеры, внешний вид и французский язык были безукоризненны. Возможно, английским путешественникам недоставало обязательных рекомендательных писем, которыми они непременно пользовались при знакомствах дома? Да и французский язык Чарлза был весьма ограниченным, и можно предположить, что в этом вопросе он понадеялся на Лиддона. Как бы то ни было, знакомство не состоялось, о чем можно лишь пожалеть.
Зато обед в монастырской гостинице предоставил нашим путешественникам, как свидетельствует Чарлз, «возможность отведать два истинно русских угощения: горькую настойку из рябины, которую пьют по стакану перед обедом для аппетита (в оригинале Ribinov. — Н. Д.), и щи — к ним обычно подают в кувшинчике сметану, которую размешивают в тарелках».
Днем, после обеда, гости отправились в резиденцию митрополита Филарета, где обычно происходили официальные встречи, и были представлены ему епископом Леонидом. В дневнике и письмах Лиддона находим некоторые подробности: «Пообедав в гостинице, мы подъехали к дому митрополита, где нас ждал епископ Леонид. Спустя несколько минут мы были приняты. Митрополит вошел в комнату — маленький, высохший, хрупкий старец с кротким лицом; беседа продолжалась около полутора часов».
Чарлз добавляет к этому свое наблюдение, не лишенное некоторой парадоксальности: «Архиепископ (митрополит Филарет. — Н. Д.) говорил только по-русски, так что беседа между ним и Лиддоном (чрезвычайно интересная, которая длилась более часа) велась весьма оригинальным способом: архиепископ говорил фразу по-русски, епископ переводил ее на английский, после чего Лиддон отвечал ему по-французски, а епископ переводил его слова архиепископу на русский. Таким образом, беседа, которую вели всего два человека, потребовала применения трех языков!» Причины такого «пассажа» Чарлз не объясняет, однако пропустить его, конечно, не может. Возможно, епископу Леониду, воспитанному сначала во французском, а затем в английском пансионе, было удобнее переводить с русского на английский, а с французского — на русский.
Вероятно, во время этой встречи митрополиту Филарету было вручено письмо от епископа Оксфордского, которое так долго догоняло Лиддона. После долгих поисков оно было обнаружено А. М. Рушайло среди обширных материалов, посвященных празднованию юбилея митрополита Филарета. Письмо приводится в переводе, подготовленном для «Православного обозрения», где оно и было опубликовано в мае 1868 года, уже после смерти митрополита Филарета (он скончался 19 ноября 1867 года):
«Досточтимому отцу о Боге, Филарету, митрополиту Московскому в святой Православной Церкви, Самуил Божиею Милостию лорд епископ Оксфордский.
Приветствую о Господе достоуважаемого и многолюбимого отца во Христе! С глубоким интересом узнал я, что Вы близки к празднованию исполнения пятидесятого года Вашего епископства. И я желаю присовокупить мое братское поздравление и молитвы к множеству поздравлений, которые будут принесены Вам, и молитв, которые будут вознесены за Вас по поводу сего знаменательного события.
