Нина Демурова - Льюис Кэрролл
И снова Москва, осмотр достопримечательностей, визиты с рекомендательными письмами, скромные развлечения… В день приезда Доджсон и Лиддон вместе с братьями Уэрами отправились в Симонов монастырь и поднялись на колокольню, насчитав 380 ступеней лестницы. Они полюбовались видом Москвы, открывающимся с колокольни, который, на взгляд Чарлза, был не только ближе, но и лучше, чем с Воробьевых гор. «Мы осмотрели церкви, кладбища и трапезную, — записывает он. — Церкви расписаны чудесными фресками, одна из которых представляет любопытное, почти гротескное изображение пылинки в луче света. Нас угостили черным хлебом, который едят монахи, несомненно, съедобным, но не аппетитным…»
Вечером Чарлз, на этот раз со старшим Уэром, Томасом, посетил Малый театр. Как ни ограничен был его запас русских слов, всё же название театра вызвало у него недоумение — он отметил в дневнике: «…наделе это большое красивое здание». Публики было много, давали «Свадьбу бургомистра» и «Секрет женщины», зрители бурно аплодировали, однако, по мнению Чарлза, обе пьесы проигрывали в сравнении с нижегородским «Аладдином».
И опять они наносят визиты, надеясь встретиться с влиятельными русскими и обсудить с ними вопросы сближения Восточной и Западной церквей, — и снова терпят неудачи. Лиддон записывает в дневнике: «Завез рекомендательные письма князю Долгорукову, генерал-губернатору Москвы, и князю Владимиру Черкасскому, который тоже живет на Тверской площади. Первый сейчас в Париже, второго нет в его официальной резиденции, так что мы зря потеряли время».
Днем поехали в Петровский дворец, выстроенный императрицей Екатериной для последней остановки на пути из Петербурга для отдыха перед торжественным въездом в Москву. Дворец был окружен большими прекрасно разбитыми парками, которые стали излюбленным местом пеших и конных прогулок, а зимой — катания на тройках. Яркая раскраска дворца не понравилась Доджсону; возможно, он отнесся бы к ней иначе, если бы знал, что она сделана в духе популярных в свое время лубков.
Уходя, Чарлз скопировал надпись над Тверскими воротами, ведущими в парк:
«РIÆ MEMORLE ALEXANDRI I.
Ob Restitutam Е Cineribus
Multisque Patemae Curae Monumentis Auctam
Antiquam Hane Metropolin
FLAGRANTE BELLO GALLICO ANNO MDCCCXII
FLAMMIS DATAM».[95]
Вечером Доджсон и Лиддон обедали у мистера Пенни, где неожиданно встретили супругов Кум и их племянницу Натали. Томас Кум, видный английский издатель, старший партнер издательства Оксфордского университета (Oxford Unversity Press), старейшего в Англии, был также одним из первых меценатов, поддержавших прерафаэлитов, которых высоко ценил и Чарлз, а потому им было о чем поговорить. Приходится лишь сожалеть о том, что ни Доджсон, ни Лиддон не упомянули об этом в своих дневниках. Впоследствии Чарлз неоднократно бывал в гостеприимном доме Томаса и Марты Кум в Оксфорде. Сохранилась даже сделанная им фотография Томаса Кума.
После обеда все вместе отправились в Симонов монастырь, службу в котором Чарлз нашел «очень длинной и очень красивой». Он внимательно следил за богослужением и отметил кое-что новое для себя: «Главный священник вынес вперед Евангелие и держал его, пока все остальные священнослужители, а затем все монахи подходили по двое и целовали его. Затем он положил Евангелие на стол и стал рядом, а прихожане подходили и целовали книгу, а потом его руку».
В воскресенье 11 августа с утра по просьбе мистера Пенни Лиддон читал в англиканской церкви проповедь на тему из «Послания к Римлянам апостола Павла»: «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (Рим. 8:14). Днем произошла встреча, к которой Лиддон так готовился: он, Чарлз и мистер Пенни были приняты епископом Леонидом, викарием 84-летнего митрополита Московского Филарета, в его московской резиденции.
Чарлз записывает в дневнике: «Епископ Леонид совершенно восхитил нас своим приемом и очаровательной мягкой манерой, которая через минуту позволяет почувствовать себя совершенно свободно. Мы пробыли у него, как мне кажется, часа полтора; на прощание мы условились поехать с ним на следующий день в Троицу (Троице-Сергиеву лавру. — Н. Д.) в надежде, что сможем встретиться с архиепископом Филаретом,[96] митрополитом Московским». Лиддон, в свою очередь, сообщает некоторые подробности: «Сам епископ вышел нам навстречу и попросил нас сесть. Я подал ему мои рекомендательные письма и письмо от князя Орлова, в котором тот представлял меня. Разговор зашел о Панангликанском синоде[97] и епископе Коленсо[98]».
Спустя три дня в письме епископу Солсберийскому Лиддон подробно описывает эту встречу: «Епископ Леонид относится к Английской церкви весьма сердечно. […] Он посоветовал мне, например, предпринять перевод Английского церковного катехизиса на русский язык и снабдить его комментариями с тем, чтобы указать на отсутствие различий в основах ортодоксальной доктрины. То же с Английским служебником. Он “постарается распространить эти документы среди духовенства, чтобы нас лучше поняли”. Он полностью принял наши основания говорить с Восточной церковью с позиций, в целом отличных от позиций Лютеранских и Протестантских общин. Он мягко дал мне понять, что наша приверженность примитивной древности не так широка в теории, а тем более в практике, как хотелось бы. “Но, говорит он, я считаю, что столь быстрое распространение безверия в Европе вопиет к Господу, который призывает христиан объединиться под знаменем Христовым и, дабы они могли свершить это, указует им на то, каково подлинное учение Божьей Церкви”».
Посетив вечером женский Страстной монастырь, где Чарлз, внимательно следивший за службой, особо отметил, что «женские голоса, певшие без сопровождения, звучали удивительно красиво», друзья завершили день прогулкой вдоль стен Кремля: «Вечерняя прохлада и великолепный вид на анфиладу прекрасных зданий вокруг нас были чрезвычайно приятны».
Одним из самых важных дней за всё путешествие для Лиддона и Доджсона оказалось 12 августа: прихватив с собой мистера Пенни, они отправились в Троице-Сергиеву лавру, где произошла их встреча с главой Русской православной церкви митрополитом Московским и Коломенским Филаретом. Святитель Филарет (до принятия монашества Василий Михайлович Дроздов) был одним из крупнейших церковных деятелей, проповедников и богословов России XIX столетия. Важнейшими делами его жизни были перевод Библии на русский язык, а также написание текста манифеста об освобождении крестьян. В 1867 году праздновался пятидесятилетний юбилей его епископского служения.
Лиддон записывает: «Встали в 5, позавтракали в 5.30, выехали из гостиницы в 6. Встретили епископа Леонида на станции. Он пригласил нас в сзой вагон и, прочитав молитвы и проглядев бумаги, чрезвычайно дружелюбно беседовал с нами». Чарлз делает более подробную запись:
