Николай Штучкин - Над горящей землей
Поврежденные в боях самолеты - обычное дело, но командир полка, обходя машину Тамары, задумчиво хмурился, качал головой, молча ушел со стоянки. И Тамара однажды вдруг поняла, что его так тревожит.
- Не беспокойтесь, товарищ командир, - сказала Тамара, - со мной ничего не случится.- И пошутила: - Я заговоренная.
Он шутку не принял, усмехнулся горько. Наверное, вспомнил всех, кто остался на поле битвы. Как их много осталось... Спросил прямо в упор:
- Что будет с дочкой, если погибнешь?
- Я об этом не думала, - ответила Тамара и, поняв, что отвечает не так, как надо, пояснила: - Не о том, что будет с дочкой, а о том, что погибну.
Она и в самом деле не думала, старалась не думать об этом. И, наверное, никто об этом часто не вспоминал. Ни Мишуткин, ни Шахов, ни Паников... Чаще думают о другом. Вот Иванов, например, после войны хотел пойти в военную академию. "И все время буду летать, - говорил он.- До старости". Разве он мог мечтать, если бы постоянно ожидал, что вот-вот его собьют?
Когда началась война, Петр Гонтаренко служил в полку истребителей. В сорок втором году он был уже старшим техником эскадрильи. Следующая должность - инженер полка. А Гонтаренко хотел стать летчиком, хотел воевать, лично бить врага. Добился, чтобы его послали на переучивание. Освоив Ил-2, прибыл в 566-й авиаполк, в эскадрилью Мачнева, пошел в первый боевой вылет. Зенитный снаряд поразил его самолет, отсек руль поворота, разворотил бензиновый бак, вывел из строя мотор. Вынужденная посадка, вернее, падение, затем госпиталь, и Гонтаренко больше не летчик. Разве он думал о том, что первый его вылет станет последним? Не думал, конечно, надеялся, что будет летать до победы.
И летчик этого полка Синяков, направивший подбитый самолет на танки противника, тоже не думал о том, что этот его вылет станет последним. И Таранчиев, бросивший свой горящий самолет на бронепоезд врага, тоже об этом не думал.
- Ты права, - говорил Зеленцов.- Я тоже, идя на боевое задание, думаю только о том, как его лучше выполнить. Но никто из нас, и я в том числе, не застрахован... Не будем кидаться в крайность, возьмем, как говорится, менее тяжкий случай - ты ранена, у тебя нет возможности сообщить об этом в полк. Проходит день, второй, третий... Неделя.
- Бывает, - подтверждает Тамара.- Гонтаренко, летчик полка Домущея, возвратился через три месяца.
- Тамара! Пойми ты меня, представь себя на моем месте, - убеждал ее Зеленцов, - Гонтаренко один как перст, а у тебя ребенок, пятилетняя дочь. Она уже все понимает. Что с ней будет, если ты не вернешься и не сможешь о себе сообщить хотя бы несколько дней? И как себя будут чувствовать летчики, глядя на нее? И что они скажут, если я, ничего не узнав о тебе, отправлю ее в Калинин? Что подумают? Похоронил заживо, вот что они подумают...
Ни до чего они не договорились.
- Я спокойна только тогда, когда дочка со мной, - сказала Тамара.
Командир промолчал, хотя ему очень хотелось сказать, что он успокоится только тогда, когда Верочка будет в Калинине. Подумал только, но не сказал, постеснялся. Ведь Тамара в полк не просилась, он сам предложил. Еще тогда пошутил: "Беру тебя вместе с Верочкой". А теперь она вроде бы лишняя, вроде мешает. "А Домущею не мешала, - может подумать Тамара, - Домущей человек хороший, а он, Зеленцов, сухарь".
И вот Тамара в штабе дивизии. Ее встречает полковник Федор Хатминский. Тамаре нравится этот худощавый, подтянутый человек. И внешне он красив темноволосый, смуглый, с хорошей улыбкой. И внутренне - справедливый, внимательный, добрый. Вся дивизия любит его. И как человека, и как летчика. Вообще-то, командиру такого высокого ранга не только не обязательно ходить на боевое задание, но и не положено, а он ходит, откровенно предпочитает кабину штурмовика тишине штабной обстановки.
- Вы знаете, Тамара, зачем я вас пригласил? - спрашивает Хатминский, и это "пригласил" вместо "вызвал" и "Тамара" вместо "Константинова" тоже говорит о его человеческих качествах, о его такте, уважительности.
- Догадываюсь, товарищ полковник, - отвечает Тамара.
Уклоняясь от прямого ответа, она еще надеется, что разговор с командиром дивизии не будет иметь отношения к разговору с командиром полка, не будет его продолжением. Однако надежда напрасна.
- У меня есть семья, - говорит Хатминский, - жена и двое детей, две девочки. Они живут в Ленинграде. Давайте отправим к ним Верочку. Не беспокойтесь, ей там будет неплохо.
Тамара молчит, она не знает, что говорить, не знает, что делать. Предложение так неожиданно и так необычно. Но она уже понимает главное: Верочку надо отправить.
- Ей там будет неплохо, - повторяет комдив.- Больше того - ее уже ждут. Я списался с женой, договорился, нужно только ваше согласие.
- Спасибо, товарищ полковник, большое спасибо, - благодарит Тамара.Но я не могу этого сделать, не могу обременять вас, вашу семью.
Тамаре уже понятно, что Верочку надо отправить, что она забота для всех, для командира полка и дивизии, для эскадрильи, что она, хочешь не хочешь, помеха в делах. Тамара поняла это еще в разговоре с командиром полка, теперь же, беседуя с командиром дивизии, убедилась, что это действительно так.
- Да что вы, Тамара, - убеждает ее Хатминский, - не велика разница двое детей или трое...
- Нет, товарищ полковник, дело не в том, двое их или трое. Посторонний, не свой ребенок в семье, - это и лишнее беспокойство, это и большая ответственность. Но дело не только в этом. Представьте, я не вернулась с задания. Каково будет моей матери, если после похоронки она получит и Верочку... Лучше, если Верочка будет при ней. Иначе она не переживет горя. Спасибо, товарищ полковник, и вам, и вашей жене, но я не могу принять предложение. Я отвезу Верочку к матери. Трудно мне без нее, неспокойно, но тут уж ничего не поделаешь. Нужно - значит нужно.
Летчики ушли на задание, а Тамара осталась на земле. Она улетает сегодня домой. А пока сидит на КП с Зеленцовым. Он говорит, что фашисты перешли к новой тактике. Раньше старались увеличить счет лично сбитых машин, поэтому охотились за отставшими, добивали подбитых. Теперь охотятся за ведущими, стараются максимально уменьшить число наших командных кадров, ибо от них зависит успех боевого задания. Зеленцов помолчал, подумал и добавил: "Учти, ты ведь тоже ведущая. Будь осторожна".
И вот Тамара в Калинине. Держа Верочку за руку, идет по родному городу, по улицам, на которых прошло ее детство, по которым гуляли втроем: она, Василий и Верочка. Василий держал ее на руках, а Тамара шла рядом, любовалась обоими - и дочкой, и мужем. Нет Василия, неузнаваем город после фашистов: разбитые дома, почерневшие от дыма улицы.
Вот и дом. Как радостно и тревожно на душе.
Навстречу, улыбаясь, спешит мать.
