Владимир Беляков - Русский Египет
Мысль эта и привела нас с Иваном Меньшиковым, в ту пору корреспондентом агентства печати «Новости» в Каире, на кладбище союзников в Эль-Аламейне. Два дня в августовский зной 1987 года мы осматривали могилу за могилой. Но наше предположение не подтвердилось: ни одного советского солдата мы там не нашли. Во всяком случае, среди тех, чьи имена выбиты на надгробных стелах. Тогда мы присели в тени колоннады и обратились к справочной книге, где в алфавитном порядке расположены 11 945 имен тех, кто в разное время погиб в Северной Африке и неизвестно где похоронен. Фамилии этих людей выбиты на стенах колоннады.
К мемориалу то и дело подъезжают туристические автобусы. Толпы экскурсантов, преимущественно европейцев, проходят обычно колоннаду насквозь и устремляются прямо на кладбище. Но от одной группы отделяется худенькая рыжеволосая женщина и с ней — мужчина чуть постарше. Сначала они просто наблюдают, как мы изучаем книгу, а спустя некоторое время начинают выказывать признаки нетерпения.
— Простите, вы еще долго? — спрашивает по-английски женщина. — Можно взять книгу на одну минутку?
Мы передаем ей книгу.
— Где-то тут похоронен мой дедушка, — объясняет женщина.
— Так вы здесь в первый раз?
— Ну да! — вступает в разговор мужчина. — Приехали по турпутевке. А вообще живем в Австралии, в Аделаиде.
— Нашла! Сектор В-16! — Женщина возвращает нам книгу. — Славу богу! Я всегда так хотела встретиться с дедушкой!
Они уходят искать могилу, а мы досматриваем книгу. Осталась уже последняя буква английского алфавита, «зет». И вот читаем: «Младший лейтенант Звегинцов Иван Дмитриевич. Погиб 28 декабря 1941 года. Смотри 29-ю колонну».
Находим нужную колонну, а на ней — такое привычное глазу русское имя. Все так, как в книге. Но русский — не обязательно советский. Возможно, он из эмигрантов. Надо навести справки.
В Каире Меньшиков встретился с британским военным атташе и попросил его сделать запрос в штаб-квартиру комиссии Содружества по военным кладбищам в английском городе Мейденхед. Ответ, по словам британского полковника, был таким: «Мистер Звегинцов — советский офицер». Но когда спустя некоторое время, уже после возвращения Ивана в Москву, я запросил также Центральный архив Министерства обороны СССР в городе Подольске, ответ оказался совсем другим: «В картотеке по учету безвозвратных потерь офицерского состава младший лейтенант Звегинцов (Звягинцов, Звегинцев) Иван Дмитриевич не значится». Загадку эту я разгадал лишь спустя полтора десятилетия.
Имя Ивана Звегинцова увековечено в кенотафе мемориала союзников в Эль-Аламейне1 августа 2000 года я опубликовал в «Труде» очерк о Татьяне Николаевне Монти и ее семье. Упомянул в нем о «русском склепе» на греческом православном кладбище в Александрии, где похоронены русские эмигранты. Вскоре в корпункт пришло письмо из Владикавказа, от профессора Северо-Осетинского государственного университета Галины Таймуразовны Дзагуровой. Она писала, что занимается изучением русской эмиграции и просит прислать ей список россиян, похороненных в Александрии.
Если уж составлять список соотечественников, закончивших свой жизненный путь в Египте, то не только александрийцев, подумал я. И надо издать его отдельной брошюрой. Ведь это важный источник и по истории русской эмиграции, и по генеалогии — отрасли исторической науки, ставшей очень популярной в России в конце XX века.
Во время летнего отпуска в Москве я купил брошюру «Храм-памятник в Брюсселе. Список мемориальных досок». Это был тот самый храм, куда мы так и не попали с Никитой Шевцовым в октябре 1999 года, когда искали с ним могилу египтолога Александра Николаевича Пьянкова. Брошюра была издана в Санкт-Петербурге, в серии «Российский некрополь», издававшейся Русским генеалогическим обществом. На последней странице обложки были напечатаны адрес и телефон редактора серии, Андрея Александровича Шумкова. Я позвонил в Петербург, представился и предложил Шумкову подготовить описание российского некрополя в Египте. Он охотно согласился и пообещал издать его.
Я взялся за работу. Вновь побывал на греческих православных кладбищах и в Каире, и в Александрии, посмотрел кладбищенские книги. Поднял свои записи о посещении английских военных кладбищ. В итоге получился список из 729 имен, в который я включил и Звегинцова.
Перед самым Новым годом я окончательно вернулся из Каира в Москву, а вскоре встретился с Шумковым, приехавшим в столицу по делам, и отдал ему рукопись некрополя.
Через пару месяцев редактор «Российского некрополя» вновь приехал в Москву и привез мою рукопись, подготовленную к печати в соответствии с принятым в серии стандартом. Просматривая ее, я обратил внимание на то, что к дате гибели Звегинцова Шумков добавил место — Эль-Агелия — и название части, в которой он служил: 7-я танковая дивизия британской армии.
— Откуда вы знаете, где погиб Звегинцов? — спросил я Андрея Александровича.
— Он представитель знатного русского рода, — ответил Шумков. — После революции семья Звегинцовых эмигрировала.
— Так, значит, Иван Дмитриевич — вовсе не советский офицер?
— Нет, английский.
— А как связаться с его родственниками?
— Напишите в Париж, Сергею Сергеевичу Оболенскому, — посоветовал Шумков. — Он дальний родственник Звегинцовых. — И дал мне адрес.
Председатель Союза русских дворян во Франции князь Оболенский ответил мне без промедления и дал адрес одного из Звегинцовых, Петра Владимировича. Но оказалось, что тот — представитель французской ветви семьи, а Иван Дмитриевич — английской. Впрочем, Пьер Звегинцов поддерживает связи со своими родственниками в Англии. Благодаря ему я в конечном итоге нашел племянника И. Д. Звегинцова, Павла Дмитриевича. От него я узнал, что Иван Дмитриевич родился в Петербурге 29 мая 1912 года.
Его отец, Дмитрий Иванович (1880–1967), был полковником, участвовал в Первой мировой и Гражданской войнах. Мать Мария Ивановна (1883–1943) — урожденная княгиня Оболенская. В 1920 году семья покинула Россию и поселилась в Англии. Иван (на второй родине его обычно звали Джек), человек веселого нрава, окончил престижную школу Блоксхэм, но чем занимался потом, племянник не знал. В 1940 году он женился, однако детей завести не успел. Его призвали в армию и направили на фронт, в Северную Африку, где он и погиб.
Каждое последнее воскресенье октября у мемориалов в Эль-Аламейне собираются ветераны, чтобы отметить очередную годовщину сражения. В 1987 году их было больше обычного: круглая дата — 45 лет. Упустить такую возможность встречи с участниками тех событий было бы непростительно. И я вновь отправился туда, на сей раз один: Иван Меньшиков был занят по работе.
