Крисанн Бреннан - Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом
Интересно, как она пришла к такому выводу. Я не понимала этого, но поверила ей. Мы обе знали, что выносить сложный характер Стива очень непросто, и этот разговор помог нам понять, что нас объединяет не только то, что мы прошли через это. Мы действительно восхищались друг другом, любили друг друга. И порой я думаю, что отсутствие Стива рядом с нами оказалось к лучшему, с учетом его жестокости. Тем не менее, еще когда Лиза была маленькой, ситуация стала тяжелой: много лет подряд ребенок регулярно видел грустную и несчастную мать. Об этом Стив мог позаботиться, как никто другой.
Великодушие Кэтти и Марка спасло положение. Они подарили мне прекрасные воспоминания и стабильность, которая потребовалась, чтобы я решилась оставить у себя дочь. Когда Лизе было семь месяцев, через Идиллвилд пронесся ветер перемен, и я поняла, что пора двигаться дальше. Набив машину вещами и усадив дорогую малышку в ее автомобильное кресло рядом со мной, я отправилась в дорогу: вверх по автомагистрали 1, живописному пути вдоль берега Тихого океана, в область залива, где жили знакомые. Там я провела следующие несколько лет.
Глава 19
Трудные времена, счастливые моменты
Я гордилась моей милой, счастливой малышкой и хотела показать ее родителям Стива. Пол и Клара любили сына, и я решила, что они захотят увидеть его дочку. Поэтому, когда Лизе исполнился месяц, перед самым отъездом в Идиллвилд, я отправилась в гости к Джобсам. Пол работал во дворе, и, когда я поднималась по их лужайке, он вышел из гаража с граблями в руках.
– Привет, – сказала я, держа Лизу в детском одеяле. – Я пришла показать вам вашу внучку.
Пол повел себя грубо.
– Она не моя внучка.
Он был такой идиот. Я парировала:
– Ну, конечно же, Стив был усыновлен… тем не менее, так как это его ребенок, я подумала, что вы будете считать ее своей внучкой. Но я все понимаю.
Пол что-то пробурчал в ответ, но это уже не имело значения. Ничто не могло оправдать его бедность духа. Я зашла в дом и сидела рядом с Кларой, пока та держала Лизу. Она вела себя сухо и учтиво. Все прошло очень странно.
После смерти Клары, когда Полу удалось прийти в себя, он стал самым популярным холостяком среди людей своего возраста. Бетти Вилдер рассказала мне это. (Она была матерью моих друзей, и я не раз оставалась жить у нее в доме.) По словам Бетти, Пол потом рассказывал, что, когда я принесла к ним Лизу, он прогнал меня граблями. Лживое и отвратительное хвастовство.
Вернувшись из Идиллвилда, я месяц провела в доме своего отца, подыскивая жилье. Узнав об этом, Стив пришел к моим родителям, чтобы забрать картину, нарисованную для него давным-давно, когда нам было по семнадцать лет. Мой отец и его жена уже отправились на работу, а мы с Лизой ушли в ванную комнату, и я не слышала звонка. Дверь открыла моя сестра Линда и заявила Стиву, что он не получит картину. Она все еще в ярости рассказывала об этом мне, и это была лучшая реакция. «Как он посмел прийти сюда и просить что-либо! – воскликнула она, добавив: – Крис, я сказала ему, что если я и дам ему эту картину, то только надев ему на голову. И затем сказала: как он посмел прийти сюда и что-либо просить?!»
Услышав о реакции Линды на корыстолюбие Стива, я вспомнила себя до того, как пала духом под гнетом всего происходящего. И у меня на душе полегчало.
* * *Наш следующий дом располагался по адресу улица Оак-Гроув в центре Менло-Парк. Социальное пособие составляло 384 доллара в месяц, а арендная плата – 225 долларов, поэтому захудалое съемное жилье было единственным, что мы могли себе позволить. Пусть маленькое, а небольшая терраса – всего лишь из цемента, но теперь у меня была крыша над головой и место, которое я могла назвать своим домом.
Я считала это существенным прогрессом.
Мы с Лизой прожили в этой квартире три года. Поначалу я чувствовала себя небезопасно, ведь у меня не было машины и даже телефона. Прошло много времени, прежде чем я сумела накопить деньги на необходимый в те времена депозит. Зато я жила в одном квартале от центра Менло-Парк и легко могла дойти до гастронома Peet’s Coffee & Tea и побродить по магазинам для развлечения. Так я начала продвигаться вперед и формировать круг знакомств.
Пожилая женщина, жившая рядом со мной, сказала, что владелец моего дома ждет, когда она умрет, чтобы купить ее собственность и построить свой офисный комплекс. Она ненавидела за это его и, как она говорила, «его тип». И действительно, в течение года она попала в больницу и уже не вернулась, и Ал, мой домовладелец, вправду выкупил ее участок. В итоге он превратил его в офисный комплекс, однако сперва это был дешевый отель для китайских иммигрантов.
Поздними летними вечерами мои новые соседи играли в маджонг. Я слушала стук шершавых костяшек через открытое окно. Этот звук захватывал мое воображение и омывал мой разум, как волны океана. Я до сих пор не знаю, как эта игра выглядит и как в нее играть, но азарт, витавший в воздухе между минутами абсолютной тишины, во время которых решался исход поединка, и последующим взрывом смеха или разочарования, надолго захватывал меня в плен. Сидя в кресле-качалке у окна, я держала Лизу, скрашивая одиночество звуками игры, и часами плакала, пока она спала у меня на руках.
Каждый день был похож на предыдущий, безжизненная рутина, которая повторялась и создавала мир серости. Я сажала Лизу в высокое кресло для кормления, и она смотрела на еду с беспокойством: постоянная нехватка денег не позволяла покупать качественную детскую еду, а та, что я давала, ей не нравилась. В один из дней я заметила, что мои руки, ранее полные энергией от моих картин, стали вялыми и безжизненными. Я пожала плечами с чувством «ах да, вот и это тоже пропало».
Из-за бедности я не могла в полной мере испытать те чувства, которые связаны с состоянием счастья и взрослением. Поэтому я без слез просто признала произошедшие перемены и сдалась им на милость. Я переживала, что упускаю время счастья в этой жизни. Однако куда сильнее меня волновал вопрос, что я не смогла дать Лизе тогда, ведь нет сомнений, что наши печальные обстоятельства действовали и на нее. Тем не менее, как и все дети, Лиза была наполнена весельем, и она вытаскивала меня на улицу – погулять с ней в хорошую погоду, раскатывала, играя, рулоны туалетной бумаги и пела неразборчивые младенческие песенки. Все это заставляло смеяться, поскольку она была так мила.
И мы просто продолжали двигаться дальше.
Я слышала, в тибетской культуре есть обычай: если ребенок в своей взрослой жизни должен будет стать богатым и могущественным, то община окружит этого ребенка менее благоприятными условиями, чтобы он или она в процессе своего взросления познали оба мира – и бедности, и благополучия – и обрели дух и щедрость обоих жизненных опытов. Мне нравилась эта идея. Я видела в ней смысл.
