Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Телицын Вадим Леонидович

По предложению Косыгина и Александр Евгеньевич Голованов подготовил на имя генерального секретаря Центрального комитета КПСС Л. И. Брежнева и председателя Совета министров СССР, то есть самого Алексея Николаевича, обстоятельное письмо.

Главный маршал авиации А. Е. Голованов был более обстоятелен в письме, чем Жуков, начав «издалека», очень подробно изложив — предваряя просьбу — свою биографию, акцентируя внимание на том, что он — участник четырех войн. И далее — уже просьба — издать его мемуары, которые много лет уже «ходили» по издательствам. Хотя воспоминания Голованова и публиковались отдельными фрагментами в журнале «Октябрь», но целиком не издавались, тормозились цензурой, в частности лично руководителем Главлита при Совете министров СССР П. К. Романовым [423]. Из-за его «придирок» выход книги откладывался вот уже два года.

Попытка опротестовать действия Главлита в Центральном комитете КПСС закончилась тем, что против публикации полной версии мемуаров «восстало» и Главное политическое управление Советской армии.

Основная претензия, предъявляемая головановским воспоминаниям, заключалась в «неправомерном» завышении роли Сталина не только в создании и развитии авиации дальнего действия, вооруженных сил, но и в Великой Отечественной войне в целом. По мнению советской цензуры, Голованов «умаляет роль» всех остальных лиц и структур — Государственного комитета обороны, Ставки Верховного главнокомандования, Наркомата обороны, Военного совета Авиации дальнего действия. Особенно раздражало Главлит и Главпур то, что мемуарист «многократно» подчеркивал «дальновидность, прозорливость, безупречный стиль работы, чуткость и внимательность» Сталина.

Главлит также составил для Голованова (маршала!) огромный список всех замечаний, сокращений и необходимых исправлений, без которых рукопись так никогда и не станет книгой.

Защищая себя и свои воспоминания, Голованов апеллировал к объективности, ссылаясь на многочисленные отзывы читателей, поступавшие к нему после публикации отрывков воспоминаний в журнале «Октябрь», а также на отзывы и рецензии ряда научно-исследовательских институтов, в частности — на положительное заключение, предоставленное Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

Однако Голованов решительно отстаивал свое видение роли и места Сталина в истории СССР, считая его едва ли не единственным руководителем боевых действий всей авиации дальнего действия. Как он сам считал, случай это «уникальный», но это действительно было так. А Ставку Верховного главнокомандования и Генеральный штаб маршал авиации расценивал только как структуры, выполняющие прямые приказания Верховного главнокомандующего. Такую позицию он считал «неотъемлемым правом автора», так же как и оценки деятельности Сталина, его стиля работы, общения с людьми.

Голованов особо подчеркивал в своем письме, что дает оценку деятельности Сталина только применительно к периоду Великой Отечественной войны и в этом его позиция совпадает с позицией ЦК КПСС: «положительная и позитивная роль». В целом же Голованов полностью поддерживал решения ХХ партийного съезда, осуждающего «культ личности».

Далее следовал абзац, вписанный по настоянию Косыгина: «Я прошу вас дать мне ответ, имею ли я право, как гражданин, как коммунист, писать о минувшей войне так, как я ее видел, так, как я в ней жил, писать о том, что я наблюдал, чему был свидетелем, писать без прикрас и выдумок, словом, писать правду о том, что было и как было, писать так, как написана сама книга, где говорится о нашей Родине, о нашем народе, о советском труженике и советском воине, о тех трудностях, которые пришлось пережить советскому народу, о сложностях войны, о наших полководцах и Верховном главнокомандующем, о силе и действенности партийно-политической работы, об организующей и направляющей деятельности нашей партии, которая, в конечном счете, привела к разгрому злейшего врага человечества — фашизма и его головного отряда — гитлеровской Германии».

Но Голованов добавил и от себя — просил дать оценку тем, кто задерживал выход книги в свет, кто подвергал критике его позицию, обобщения и оценки, подчеркивая, что по его, маршала, мнению, данные действия «отдельных лиц» носят, что называется, «сепаратный» характер и «не санкционированы» «руководством партии и государства» [424].

Алексей Николаевич изучил и поправил местами письмо маршала авиации еще до отправки его в Центральный комитет. Он поддержал Голованова, руководствуясь лишь желанием помочь человеку, которого прекрасно знал уже много лет и позицию которого уважал. Сам же Косыгин свое отношение к Сталину от всех тщательно скрывал.

Косыгин старался «пробить» издание мемуаров маршала авиации, но ничего не удавалось даже ему, цензура — Главлит, Главпур — оказалась «не по зубам». Впервые мемуары Голованова отдельным изданием были опубликованы только в конце 1990-х годов [425], а их полная версия появилась в 2004 году.

Но в письме вновь был поднят вопрос о Сталине, о «культе личности». В этой связи стоит вернуться на несколько лет назад. В декабре 1969 года в Политбюро ЦК КПСС обсуждался вопрос о возможности публикации в «Правде» статьи, посвященной 90-летию со дня рождения Сталина. Косыгин был сторонником публикации. Против — Подгорный, Пельше, Кириленко, считавшие, что данная публикация ставит под сомнение решение ХХ съезда КПСС о «развенчании культа личности». Статья все же была опубликована [426]. В СССР и за рубежом заговорили о «реабилитации Сталина»… Но стоит ли и в этом случае говорить о Косыгине как не только о «поклоннике», но и о «почитателе» Сталина, о «пропагандисте» его идей, его видения мироустройства? Думаю, что в данном случае необходимо учитывать тот факт, что Алексей Николаевич формировался как государственный деятель, как личность именно в сталинское время, мало того — в сталинском круге, не в самом ближнем, но рядом с ним и под его влиянием… И с учетом этого будет вырисовываться и отношение Косыгина к Сталину в целом и в частностях: он не был апологетом, но и в критики не спешил, молчал…

…Вообще такое внимание и желание помочь Жукову и Голованову объясняется тем, что Косыгин испытывал пиетет перед военными, особенно перед теми, кто прошел дорогами войны. И ветераны отвечали ему неподдельным уважением, вспоминая о различных эпизодах Великой Отечественной, о которых сам Алексей Николаевич уже и забыл…

В 1960-е годы он получил в подарок книгу воспоминаний героя Советского Союза, летчика Сергея Георгиевича Курзенкова, в которой с большим удивлением прочитал о самом себе:

«1943 год… Под крылом воздушного корабля на сотни километров простиралась степь. „Си-47“ летел в Ташкент. А немного спустя я впервые вступил на узбекскую землю.

Начальник Ташкентского аэропорта встретил меня любезно, но тут же разочаровал:

— В ближайшие дни, — сказал он, — вылета самолетов на Алма-Ату не предвидится.

Я попытался уехать по железной дороге, но поезда ходили редко и, как правило, были забиты до отказа.

Расстроенный, вернулся с вокзала. Начальник аэропорта сказал:

— Не надо раньше времени беспокоиться. Утро вечера мудренее.

И он оказался прав…

Во второй половине дня в аэропорту приземлился двухмоторный транспортный самолет. Это прилетел Алексей Николаевич Косыгин, в ту пору нарком легкой промышленности [427]. Его встретили члены узбекского правительства.

Вечером я узнал, что из Ташкента Косыгин полетит в Алма-Ату. Вот тогда и зародилась мысль попросить его взять меня на самолет. Я поделился с начальником аэропорта, он поддержал мою идею.

Из-за непривычной жары и волнения я не спал короткую ночь, а когда рассвело, увидел: воздушный корабль, на котором прилетел нарком, готовится к отлету.