Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
Руэнес и его пятьдесят бойцов приветствовали Марти криками:
— Вива президент!
Марти нахмурился, но все продолжали звать его президентом, а собравшийся у ночного костра совет офицеров присвоил ему и звание генерал-майора.
От Руэнеса Марти и Гомес узнали о высадке Масео. Едва ступив на берег Кубы, он напал на испанский гарнизон в Баракоа, разгромил его и прорвался в глубь Орьенте.
— Нам нужно скорее встретиться с ним, — сказал Гомесу Марти, — нужно теперь, именно теперь, еще раз совместно подтвердить цели нашей революции.
3 мая в лагерь повстанцев прискакал необычный гость — военный корреспондент «Нью-Йорк геральд трибюн» Джордж Бризон.
— Хелло, Марти! Я еле нашел вас! Кругом испанские отряды, кругом стрельба! Как вы только спите в такой кутерьме? А главное — чтобы разыскать вас, я истратил кучу долларов! Никто из кубинцев не хочет говорить, где вы, а уж если и показывают дорогу, то лишь убедившись, что я безоружен.
— Мы не сидим на месте, мистер Бризон. Сейчас мы идем навстречу Масео. А то, что вы нашли нас, — хорошо. Мир должен знать о нашей революции. Выпейте, это настоящий кубинский ром, а не чикагская подделка. Я готов ответить на все ваши вопросы, но прежде сами расскажите о новостях.
Новости? Бризон пожал плечами. После 24 февраля аннексионисты, судя по всему, теряют почву под ногами, у испанцев плоха дисциплина, солдатам и офицерам не платят жалованья. Что же до Мадрида— он, несомненно, в решительный момент предпочтет столковаться с Соединенными Штатами, чем отдать Кубу кубинцам…
Марти слушал молча, кивал. Переспросил:
— Вы уверены, что Мадрид поступит именно так?
— Да, конечно, — в голосе Бризона не было и тени сомнения. — Мне говорил об этом сам Мартинес Кампос. Вы знаете, он опять назначен генерал-капитаном.
— Да, знаю, — ответил Марти. — От него ждут нового Санхона.
— Вы считаете, что он его не добьется?
— Нет. На этот раз — нет. Я напишу письмо о целях нашей войны редактору «Геральда». Обещайте мне передать его.
— Ну конечно, конечно. Я слышал, вас избрали президентом?
— Просто все зовут меня так, хотя я и прошу этого не делать. Мне не нужно чинов и титулов, мистер Бризон, я на Кубе, и я удовлетворен. Я чувствую себя чистым и легким и скажу, не боясь быть смешным: сейчас в душе у меня мир, похожий на мир ребенка.
— Вы перепачканы кровью.
— Я перевязывал раненых.
Спустя два дня в маленьком инхенио Мехорана, почти у самых ворот Сантьяго-де-Куба, встретились три вождя кубинской революции. Марти говорил, стоя на соломенной крыше навеса для сушки табака, и пятитысячная толпа повстанцев и местных жителей неистово аплодировала.
Вечером несколько офицеров стали на часах вокруг дома, где совещались Марти, Масео и Гомес.
Никто не стенографировал речей на этой встрече, не вел протокола. Но именно тогда, в Мехоране, родились решения, предопределившие многое.
Чтобы победить, следовало как можно скорее поднять запад острова, а для этого объединить под единым командованием все отряды мамби и пройти от Сантьяго до Гаваны.
Демократия будущей Кубы должна была начинаться уже теперь, на освобожденной земле, и поэтому на осень намечался созыв Конституционной ассамблеи.
До создания Временного революционного правительства Марти назначался верховным руководителем революции, Гомес — Главнокомандующим Освободительной армией, Масео — командующим повстанческими силами Орьенте.
В конце встречи Масео предложил, чтобы Марти немедленно выехал в Нью-Йорк.
— Бои идут каждый день, а у меня одна винтовка на десятерых. Кому же, как не тебе, Хосе, заняться оружием?
— Сейчас я не поеду в Штаты, — ответил Марти. — И не потому, что опасаюсь ареста. Я не покину Кубу, пока не побываю в настоящем бою.
Наутро они расстались. Масео отправился на северо-восток. Гомес и Марти — на запад. Их ждали встречи с другими повстанческими отрядами.
9 мая они вышли в долину Кауто, самой большой кубинской реки. Потоки воды, мутные и бурлящие после первых весенних дождей, неслись к морю, сжатые глинистыми обрывами. Марти вспомнил, как в «Сан-Пабло» он писал стихи о «седом Кауто»: «Повсюду бурь раскаты и наших пушек гром».
А теперь здесь, неподалеку от Кауто, сражались отряды храброго бородача генерала Бартоломе Масо. Марти отправил к нему ординарца: «Не могу продолжать путь, не увидевшись с вами во имя единства, для которого созрела наша революция».
В ожидании Масо Гомес приказал разбить лагерь у местечка Дос-Риос[58], где в Кауто впадает извилистая Контрамаэстре.
Уже месяц Марти дышал воздухом восставшей Кубы. Уже месяц, несмотря на протесты и просьбы, его называли президентом.
— Уж лучше называйте меня генералом, — шутливо сказал он Гомесу.
— Генералом? — переспросил Гомес и хитро прищурился. — Представь себе, Пепе, генерала, и притом весьма недурного собой. Он ловок, воодушевлен, его мачете всегда наготове. Он хороший генерал. А теперь представь себе его президентом. Я не знаю, что случается с генералами, когда они становятся президентами, но один мой ученый друг говорил, что они портятся…
Проходили дни, а Масо все не было. Томясь от бездействия, Гомес водил свой крохотный отряд в рейды по окрестностям, устраивал завалы из пальм на дорогах, выпускал из загонов брошенный хозяевами скот.
Марти не мог сидеть на коне — скитания по горам разбередили старые, оставшиеся еще с каторги раны. Когда шел дождь, он работал в старом дощатом домике, сидя у единственной обитой цинковыми листами стены, — в щели трех других стен немилосердно дуло. В ясные вечера он просил ординарца привязывать гамак под деревьями.
Когда лагерь стихал, он втыкал в землю возле гамака длинную палку и бечевкой приматывал к ней серную свечу. Пальмы шелестели, и звезды, помаргивая, смотрели на Дос-Риос сквозь разрывы в синих ночных облаках. Не спали только дозорные. В эти тихие часы Марти писал.
Вечером 18 мая, прислушиваясь к далекому эху выстрелов, он начал письмо Мануэлю Меркадо в Мехико:
«Дорогой брат мой!
Наконец-то я могу написать вам… Каждую минуту я могу погибнуть за родину, пасть, выполняя свой долг. Я знаю, в чем он состоит, и у меня хватит мужества выполнить его до конца. Мы должны добиться независимости Кубы, иначе Соединенные Штаты захватят Антильские острова и отсюда обрушатся на земли нашей Америки. Все, что я сделал до сих пор, и все, что мне еще предстоит совершить, — все для этого…
Путь к аннексии стран нашей Америки жестоким, агрессивным и презирающим нас Севером… следует преградить во что бы то ни стало, и мы, кубинцы, загораживаем его своей грудью…
