Алексей Шишов - Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича
Дивизионный командир представил к наградам многих из своих героев, оставшихся в живых. Офицеров он представлял к орденам, очередным чинам, Золотому оружию и высочайшей благодарности. Так, к Золотым шпагам были представлены капитаны Горелов 1-й и Кермон, поручики Бересторуд, Николаевский и князь Вяземский, подпоручик Рогаль. О гренадерском капитане Горелове 1-м из Уфимского пехотного полка в представлении устами Воронцова говорилось так:
«С отличной храбростью был впереди рот своих, ободрял собою своих подчиненных, тщательно сохранял устройство в рядах, и роты, им руководствуясь примером неустрашимости, храбро дрались и два раза штыками опрокидывали неприятеля, причем был ранен».
Графа отвезли для лечения в Москву. В своем фамильном доме-усадьбе в Немецкой слободе он нашел большое число подвод (200!), которые были присланы из воронцовских имений для вывоза господского имущества. Михаил Семенович об этом и подумать не посмел. Он приказал подготовленные к отправке вещи «оставить неприятелю», а все эти подводы использовать для перевозки раненых воинов в свое родовое имение в селе Андреевское Владимирской губернии, которое находилось в трех днях пути от Москвы.
В Андреевском граф организовал госпиталь. Там нашли самый заботливый уход около 50 раненых офицеров и генералов и более 300 нижних чинов. На свои средства Воронцов выписал докторов, необходимые медикаменты. Каждый выздоровевший рядовой снабжался бельем, обувью, и на дорогу в действующую армию ему давалось 10 рублей денег. Следует заметить, что император Александр I пожаловал нижним чинам, участникам Бородинского сражения, в награду по 5 рублей. Денежная помощь от состоятельного владельца поместья Андреевского оказывалась и неимущим офицерам, а таковых оказалось среди раненых большинство.
Один малоизвестный факт пребывания раненого Воронцова в своем родовом имении на Владимирщине. В Андреевском, в графских конюшнях, нашлось место для размещения более чем 300 армейских лошадей, которые, как и люди, получали боевые ранения и нуждались в поправке «лошадиного здоровья».
…Многие из участников Отечественной войны 1812 года оставили после себя мемуарные записки, воспоминания. Был среди них и М.С. Воронцов, герой дня Бородина в ранге начальника сводной гренадерской дивизии, отважно бившейся на Семеновских (Багратионовских) флешах. Казалось бы, как не Михаилу Семеновичу рассказать во всей красе и подробностях о событиях утра 26 августа на «огнедышащем» левом фланге русской армии.
Но в своих воспоминаниях о том генерал-фельдмаршал светлейший князь Воронцов на удивление всех знавших его и последующих ревнителей «грозы 12-го года» краток. Может быть, потому, что обращение к тому славному для него и для всей России дню вызывало слишком много человеческой горести за погибель своих гренадеров, красы и гордости Российской Императорской армии с петровских времен:
«…Что касается личных воспоминаний о Бородинском сражении, у меня нет никакого письменного документа, а длинный промежуток времени, отделяющий нас от этой эпохи, заставляет меня опасаться войти в подробности, которые могли перемешаться в моей памяти. Я был ранен в этом сражении, дивизия, которой я командовал, совершенно уничтожена, и я даже не представил вовсе донесения о принятом нами в нем участии. То немногое, что я могу засвидетельствовать в этом отношении, следующее.
…24-го впереди Бородинской позиции близ Шевардинского редута я поддерживал с четырьмя батальонами 27 дивизию; мы потеряли там довольно много народу.
В день главного сражения на меня была возложена оборона редутов первой линии на левом фланге, и мы должны были выдержать первую и жестокую атаку 5–6 французских дивизий, которые одновременно были брошены против этого пункта; более 200 орудий действовало против нас. Сопротивление не могло быть продолжительным, но оно кончилось, так сказать, с окончанием существования моей дивизии.
Находясь лично в центре и видя, что один из редутов (это была южная Семеновская флешь. – А.Ш.) на моем левом фланге потерян, я взял батальон 2-й гренадерской дивизии и повел его в штыки, чтобы вернуть редут обратно. Там я был ранен, а этот батальон почти уничтожен. Было почти 8 часов утра, и мне выпала судьба быть первым в длинном списке генералов, выбывших из строя в этот ужасный день.
Мой дежурный офицер Дунаев заменил меня, а мой адъютант Соколовский отправился за последним находившимся в резерве батальоном, чтобы его поддержать. Он был убит, а Дунаев тяжело ранен. Два редута потеряны и снова отняты обратно. Час спустя дивизия не существовала.
Из 4 тысяч человек приблизительно на вечерней перекличке оказались менее 300, из 18 штаб-офицеров оставалось только 3, из которых, кажется, только один не был хотя бы легко ранен. Эта горсть храбрецов не могла уже оставаться отдельной частью и была распределена по разным полкам.
Это все, что я могу сказать о себе лично и о моей дивизии по отношению к кампании 1812 года. Мы не совершили в ней великих дел, но в наших рядах не было ни беглецов, ни сдавшихся в плен. Если бы меня на следующий день могли спросить, где моя дивизия, я ответил бы, как граф Фунтэс при Рокруа, указав пальцем (на) назначенное нам место:
«Вот она»…»
…Во французских мемуарах участники Битвы на Москве-реке (так в истории наполеоновской Франции называется Бородинское сражение) о схватке за Семеновские флеши говорится немало. Показательны воспоминания дивизионного генерала Жана Раппа, видевшего битву на поле Бородина с позиций генерал-адъютанта императора Наполеона I, получившего в течение часа четыре ранения. Рапп писал о том, как воодушевленные воззванием Бонапарта войска Великой армии пошли на штурм русских земляных укреплений перед безвестным для географических карт селом Семеновским:
«…Мы сели на коней. Трубили трубы, слышался барабанный бой. Лишь только войска заметили императора, раздались единодушные клики.
– ?Это энтузиазм Аустерлица. (Воскликнул Наполеон. – А.Ш.) Прикажите прочесть воззвание.
«Солдаты!
Вот битва, которой вы так желали! Победа зависит от вас; нам она необходима: она даст нам обильные припасы, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение на родину. Ведите себя, как под Аустерлицем, Фридландом, Витебском, Смоленском, чтобы самое отдаленное потомство приводило в пример ваше поведение в этот день. Пусть о вас скажут: он был в этой великой битве под Москвой».
Клики усилились, войска сгорали нетерпением сразиться, и бой скоро начался.
Итальянцы и поляки стояли на флангах. Наполеон действовал против левого фланга неприятеля. Впрочем, никаких точных сведений мы не имели; женщины, дети, старики, скот – все исчезло; не оставалось никого, кто мог бы дать нам малейшие указания.
