Грегори Дуглас - Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы.
Собрав много бумаг, я просмотрел их, закладывая полоски жёлтой бумаги между документами, с которыми творческая работа может пойти наиболее успешно. На отдельных страницах я перечислял все отмеченные места и указывая, что было необходимо. Я должен сказать, что каждый документ в отдельности должен был полностью соответствовать общему содержанию и не казаться только что вклеенным. Позвольте сказать вам, мой друг, что это было наиболее сложным заданием, но в конце концов я сделал это досье.
В гестапо хватало специалистов, прекрасно умеющих подделывать документы. Они использовали оригинальные русские пишущие машинки, бумагу и копии официальных печатей и безукоризненных подписей, которые могли пройти любую проверку. Там было, возможно, десять или одиннадцать таких бумаг… но вместе с другими материалами, образуя единое целое, они становились абсолютно взрывоопасны. Когда я закончил с этой папкой… и мы даже добавили немецкий перевод русских документов… я взял всё, чтобы Гейдрих их утвердил.
Мы сидели бок о бок в его кабинете и работали над этим почти шесть часов, и в итоге он заявил, что удовлетворён, и удостоил меня нескольких комплиментов. Следующей персоной, которой следовало показать папку, был сам Гитлер, и Гейдрих сказал мне, что фюрер был сильно впечатлен, особенно когда Гейдрих указал, что большинство документов – оригиналы.
Теперь, заручившись согласием Гитлера, мне следовало подложить этот яд Сталину таким образом, чтобы он принял его без подозрений.
С. Насколько я понимаю, вы использовали для этого чехов.
М. Нет, но эта страна принимала участие. Во-первых, у меня был человек из СД, который действовал как связной Скоблина и должен был поехать в Париж, чтобы поговорить с ним о других вещах. По ходу разговора он должен был сказать, что существует значительная подшивка документов в штаб-квартире гестапо в Берлине о намечающемся внутреннем путче, направленном на ликвидацию товарища Сталина. Человеку из СД было приказано привлечь особое внимание к этому делу, но не рассматривать его в деталях, а просто случайно обмолвиться в разговоре и затем перейти к другим вопросам. Он сделал это и доложил мне, что генерал искренне заинтересовался в то время, но наш человек ушёл от продолжительных дискуссий по этому поводу. Неплохо для начала.
Теперь вернёмся к Чехословакии. У меня в гестапо был человек, работавший с антигитлеровски настроенными немцами, которые убежали туда после 1933 года. Люди Штрассера, к примеру. Этот человек выдавал себя за беженца, немецкого коммуниста и был очень ценным для нас. Не привлекая внимания наших врагов, он тем временем наблюдал за деятельностью чешских коммунистов.
Смысл был в том, что этот человек пользовался благосклонным вниманием советских агентов в Праге и я инструктировал его быть более точным, чем наш человек в Париже. Он сказал русским, что знает от своего друга, что эти документы существуют, и рассказал о малой толике содержащейся там информации.
После этого он стал ждать, когда большая рыба клюнет на наживку. Из-за бюрократической медлительности, особенно в России, потребовался целый месяц, чтобы понять, что рыба клюнула. Париж и Прага накинулись на наживку, как голодные рыбы, и следующий акт моей маленькой драмы начался. У нас была специальная комната в штаб-квартире гестапо, где мы хранили очень щекотливые материалы. Только несколько проверенных людей имели к ней доступ. Был один чиновник, за которым мы в то время наблюдали. Он был социалистом до 1933 года, и мы подозревали, что он связан с Советами. Мы усилили наше наблюдение за ним, его почтой и телефонными разговорами и по прошествии примерно двух недель были вознаграждены, узнав, когда состоялся контакт. Он встретился с польским коммунистом в пивном баре, где они говорили некоторое время. Я не удивился, когда узнал, что наш внушающий подозрение коллега вскоре захотел перейти в комнату с документами. Я устроил так, чтобы он свободно мог входить в специальное помещение, где получал доступ к материалам, но постоянное присутствие других сотрудников лишало его возможности скопировать хотя бы слово.
Он влез в фальшивые документы, прочитал всё. Teперь ему было необходимо сообщить обо всём шпиону Павлу. Павел должен был поговорить со своим резидентом, которого мы обнаружили, следя за Павлом, и резидент собирался связаться с Москвой. Вскоре, а это заняло ещё две недели, наш друг попросил разрешения работать по вечерам, так как в дневные часы он посещал школу – практика, которую я поощрял. Мы оставили его в комнате ночью в присутствии ещё одноге человека и поручили этому человеку сказать шпиону, что он хотел бы исчезать два раза в неделю, чтобы встречаться со своей возлюбленной.
Итак, за несколько недель этот старательный парень полностью переснял досье. У нас был ключ от его дома, и когда он был на работе, наши люди наблюдали, как продвигается дело.
Когда дело было сделано, он со всеми этими материалами, которые так хотел заполучить НКВД и Сталин, пришёл на рандеву со своим польским другом и они договорились о сумме, которая окупит эту измену. У нас был соседний столик, и официант числился в нашей платёжной ведомости, так что мы знали всё.
Прошла ещё одна неделя, и поляк явился с картонным чемоданчиком, наполненным чем? – настоящими банкнотами. Несколько сотен тысяч немецких марок.
С. Вы сказали, подлинные банкноты. Хеттль говорил нам, что это были фальшивые банкноты.
М. Хеттль – мошенник и жулик высшей пробы. Я говорю вам, это были две сотни тысяч марок и все банкноты были в полном порядке. Наш шпион в туалете при баре запихнул немного себе в карман, остальные унёс в чемодане. Слава богу – у нас были в запасе два бедных чудака, которые ограбили его, когда он, пересекая парк, шёл к остановке трамвая. Деньги оказались кстати, чтобы заплатить за некоторые дела, которые мы не хотели указывать в наших бухгалтерских книгах. Я уверен, что вы знаете о таких закулисных, но полезных вещах. Во всяком случае, наш шпион никогда не заявлял в полицию о краже его сокровищ и удовлетворился содержимым своего кармана и уверенностью в том, что рабоче-крестьянский рай был предупреждён о врагах народа, как называл их Сталин.
С. Что случилось со шпионом? Ещё одна прогулка по лесу?
М. Ничего подобного. Он ведь был испытанным и полезным источником для НКВД, который мог захотеть вновь прибегнуть к его услугам. Должны ли мы были облегчить для них эту задачу, оставив его в покое, хотя и под строгим наблюдением, или убрать его, дав тем самым русским знать, что мы его раскрыли? Ответ очевиден. Мы просто повысили его в должности и отправили – туда, где он не мог приносить вред. До тех пор, конечно, пока русские не захотели бы задействовать его снова, в таком случае мы бы вновь переместили его в хранилище.
