Тоти Даль Монте - Голос над миром
— Но уж ночевать в Оттавиано я не останусь, — решительно заявила я. — После спектакля вы отвезете меня на машине в Милан.
— Как вам будет угодно, мы все к вашим услугам, синьора.
В машину были погружены все чемоданы со знаменитыми костюмами Кабуки. Примерно через два часа мы прибыли в Оттавиано и остановились перед зданием театра. Вокруг машины мгновенно собралась толпа. Раздавались крики:
— А вот и Тоти! Тоти приехала!
Из окружения нас вызволил какой-то весьма вежливый синьор; он подошел и тихо сказал:
— Не хотите ли кофе, синьора?
Незнакомец провел меня в небольшую комнату, уселся напротив и торжественно объявил:
— Он долго тут вас дожидался, но, знаете, перед спектаклем на площади собралось больно уж много народу, ну, и ему пришлось уйти.
Я онемела от изумления, а незнакомец продолжал:
— Если бы синьора согласилась дать ему свою фотографию, это было бы чудесным подарком.
Я открыла сумочку, достала фотографию, подписала ее и с улыбкой протянула посланцу Ла Марки. Затем отправилась посмотреть театр. Громадное помещение, типа «Политеамы». В общем, ничего страшного. Я видывала залы и похуже. Артисты знали свое дело; словом, это был вполне «приличный» спектакль.
Я переодевалась в артистической уборной, когда в дверях показался симпатичный молодой человек. Тенор-неудачник, он был на седьмом небе от счастья, что может побыть рядом с Тоти. Он добровольно взялся исполнять все мои поручения и время от времени стучался ко мне, принося последние новости.
На спектакле присутствовали все местные власти, первые люди городка, барон, коммендаторе, местные львицы в невероятных туалетах. Исполняя сцену из первого действия, я, любопытства ради, выглянула в зал и заметила среди зрителей немало подозрительных типов. В антракте я попросила юношу посмотреть в щель занавеса и сказать, кто это такие.
Он же с типично неаполитанской мимикой, вытаращив глаза, немногословно ответил:
— О, синьора!..
Меня поразил какой-то важный, закутанный в черный плащ мужчина с большой сигарой в зубах; он чувствовал себя здесь хозяином и целовал ручки направо и налево.
— Это Килло, — сказал мой гид, — адвокат бандитов.
Спектакль шел под бурные аплодисменты, публика была в восторге; те, кто не мог попасть в зал, шумели в коридорах. После второго действия импрессарио, как обычно, принес мой незыблемый гонорар.
Он торопился уйти, но я напомнила ему про обещание достать машину и отвезти меня домой. Мне показалось, что на этот раз он даже вытаращил глаза, но с обычной приторной вежливостью, приложив руку к сердцу, воскликнул:
— Не волнуйтесь, синьора! Пойте себе спокойно третий акт, а я тут обо всем позабочусь.
Едва кончился спектакль, как мне захотелось поскорее очутиться в машине. Костюмерша говорила только на неаполитанском диалекте; она, бедняжка, совершенно потерялась среди множества вещей и не знала, как их уложить. Мне стало ее жаль, и я все сделала сама.
Наскоро, кое-как побросав вещи в чемодан, я уселась в машину. Вокруг не было ни души, тьма кромешная. Коллеги попрощались со мной, они оставались в Оттавиано.
Я нервничала, а тут еще шофер начал возмущаться:
— Синьора, да вы рехнулись, кто же ездит ночью? Подумайте обо мне, ведь у меня жена, дети. Иисусе Христе, избавь ее от этого помрачения.
Я успокаивала его:
— Да не волнуйтесь, сейчас придет импрессарио.
— Ему-то и горя мало! — отвечал шофер.
Наконец примчался запыхавшийся, но торжествующий импрессарио. Он протянул мне какую-то бумажку и сказал:
— Синьора, вот вам пропуск. Вы должны ехать все время с зажженными фарами. Не бойтесь, никто вас не тронет.
Безумно обрадовавшись, я ничего большего и не желала, спрятала бумажку в сумочку и горячо поблагодарила моего «спасителя». Шофер тоже успокоился, и, включив фары, мы двинулись по темной дороге. Я чувствовала себя очень усталой, мрак и тишина ночи не пугали меня, а нагоняли сладкую дрему.
Внезапно машина резко затормозила, и я очнулась. Восклицание шофера: «Вот мы и приехали. Влипли мы в историю, синьора!» — заставило меня вздрогнуть. Молодой пастух, ростом эдак метра в два, с автоматом в руках преградил нам путь. Он уверенно распахнул дверцу с моей стороны и повелительно спросил:
— А вам ничего не дали?
Я совершенно растерялась; поняв, что передо мной бандит, я взмолилась в слезах:
— Но у меня ничего нет — ни денег, ни драгоценностей. Еду из Оттавиано, пела в «Чио-Чио-Сан».
Бандит, не обращая внимания на мои слова и слезы, повторил:
— Значит, вам ничего не дали?
Тут меня осенило; дрожащими руками я открыла сумочку и достала пропуск.
— Он-то мне и нужен, — сказал бандит и уже другим тоном попросил меня немного подождать. Он скрылся за изгородью; до сих пор помню это леденящее душу ожидание. Наконец бандит появился и галантно вручил мне букет полевых цветов со словами: «Это для вас, синьора». С поклоном захлопнул дверцу, и мы помчались дальше.
Этим приключением завершилось мое долгое и в общем-то приятное пребывание в Неаполе. Вернувшись в Милан, я подписала контракт на четырнадцать концертов в крупных городах Швейцарии. Это была прекрасная поездка. Я поняла, что о Тоти у швейцарцев остались самые хорошие воспоминания.
Я чувствовала, что меня окружает обычное расположение, встретила старых друзей, привычную спокойную атмосферу, те же удобства в отелях, которые учат весь мир искусству принимать гостей. А сады Цюриха, Берна, Люцерна, Лугано были, как всегда, прекрасны. Все так же прелестны оставались утопающие в цветах уступы холмов!
Наша родная Италия еще не залечила раны войны, но жизнь понемногу входила в обычную колею. Признаком возрождения искусства явилось возвращение в Италию Артуро Тосканини. Он приехал из Америки в мае 1946 года.
Завершив гастроли в Швейцарии, я должна была выступить в парижской «Гранд-Опера» в большом концерте под названием «Ночь Сопротивления». Это был своего рода международный фестиваль, и в нем приняли участие знаменитейшие певцы Европы.
После этого памятного концерта, который с истинно французской пылкостью напомнил о трагедии войны и ликовании победы, я предприняла турне по городам Франции. Здесь, как и в Италии, повсюду были видны ужасные следы бомбардировок. Мне показалось, что в отличие от Швейцарии здесь очень многое изменилось. Среди развалин, траура и тревог начиналась новая эра. То же чувство я испытала, приехав в Великобританию. Как сжималось мое сердце при виде неузнаваемо разрушенных кварталов Лондона — этого современного Вавилона. Свой первый концерт я дала вместе с басом Беуфом в «Сентрал-холле», и публика вначале отнеслась ко мне весьма настороженно, если не сказать — прохладно. Но постепенно чарующие итальянские мелодии и классические английские арии и песни, которые я предусмотрительно включила в программу концерта, растопили лед. Я была по-настоящему счастлива, когда почувствовала, что зрителей все сильнее захватывает волшебная сила музыки.
