Леонид Владимиров - Россия без прикрас и умолчаний
Все это неизбежно ведет к росту веса и влияния научно-технической интеллигенции в обществе. Специалистов нельзя держать взаперти, их волей-неволей приходится время от времени выпускать на международные конференции, на осмотры зарубежных предприятий и выставок; приходится устраивать иностранные выставки у себя.
Люди, сбросившие в 1964 году Хрущева, поняли, как напряглось экономическое положение и к каким далеко идущим результатам это может привести. И они поставили задачу: перевести руководство экономикой на научные рельсы.
В первую очередь это означало резко увеличить количество электронно-вычислительных машин, ввести операционные исследования, линейное программирование, сетевые графики и прочие новинки современного капитализма. Но выявились две вещи: во-первых, нужное количество электронно-вычислительных машин не будет достигнуто и через 20 лет при полном напряжении сил; во-вторых, машины хороши только тогда, когда их решения проводятся в жизнь, – а в России это не удается из-за постоянной нехватки материалов, транспорта, квалифицированного персонала. И драгоценнейшее время даже существующих электронных машин чаще всего пропадает впустую. Кроме того, действует тот же консерватизм: руководители предприятий считают все эти «электронные мозги» модной игрушкой. Мода пройдет, и будем опять работать как работали, а пока надо делать вид, что заинтересованы, потому что мода идет сверху.
Затем, надо было как-то наладить внедрение новой техники. И вот на всех заводах, во всех институтах появились патентные отделы и бюро. В них почти нет юристов – советские институты не выпускали до сих пор специалистов по патентному праву – и они допускают тяжелые ошибки в работе, но они учатся на этих ошибках. Учатся только и исключительно у Запада. А это означает новое, вынужденное расширение контактов.
Наконец, потребовалось организовать трудовой процесс рабочего, чтобы поднять хоть немного производительность труда, ужасающе низкую в стране. И появилась НОТ – сокращенно «научная организация труда». А что такое НОТ? Это система производства, разработанная Тейлором и примененная полвека назад Фордом. Советские специалисты начинают сегодня постигать ее азы.
Прибавьте к этому главный рычаг экономической реформы Косыгина – прибыль – и посмотрите, какая любопытная получается картина.
Вводятся электронные машины – после того, как совсем недавно кибернетика числилась «буржуазной идеалистической лженаукой»;
вводится изучение патентов, покупка лицензий – после того, как стоял шум на весь мир о «приоритете русской науки»;
вводится система Тейлора – после того, как тридцать лет подряд пропаганда твердила о бешеной капиталистической эксплуатации рабочих на основе тейлоризма;
вводится примат прибыли – этой отвратительной капиталистической категории, убедительно разоблаченной Марксом как нечто, выколачиваемое предпринимателями из рабочих.
Экономически это означает полную и безоговорочную капитуляцию перед капиталистической системой, молчаливое признание ее достижений и подражание ее образцам. А политически?
Хозяева страны понимают, я думаю, что перенести все эти «ростки капитализма» на коммунистическую землю и сохранить изоляцию страны, статус кво за железным занавесом – дело гиблое. Они знают, как, в общем, благожелательно рассматривают на Западе все эти заимствования. Они слышат западные разговоры о «конвергенции» – постепенном срастании, сближении двух мировых систем на основе либерализации в коммунистических и централизации в капиталистических странах. Они все это знают – и корчатся от ужаса: либерализация немедленно вышибет из-под них абсолютистские троны. Задолго до проблематичной конвергенции они будут сброшены и, может быть, судимы за преступления. Нет-нет, только не сближаться с Западом. Не может быть мирного сосуществования идеологий! (подлинные слова Хрущева, повторяемые и сегодня).
Что же им, бедным, делать? Чтобы выжить экономически, надо заимствовать капиталистические методы; чтобы выжить политически, надо отмежевываться от капитализма, поддерживать активную вражду к нему. Консерватизм, так хорошо насаженный в тридцатых годах, надо теперь ломать своими руками – но не значит ли это рубить сук, на котором сидишь?
Таковы гамлетовские терзания сегодняшних русских лидеров. Они отражаются тяжелыми конвульсиями, рывками вправо-влево, на всей стране. Дают больше самостоятельности, больше свободы предприятиям – и сажают в тюрьмы писателей и студентов. Поднимают мутную волну антисемитизма в связи с ближневосточным кризисом – и снимают нацистские ограничения с крымских татар (это сделано 8 сентября 1967 года, когда глава VII этой книги уже была написана).
Но, как бы то ни было, я сумел, надеюсь, показать в этом разделе, что изменения в России все-таки идут, что они имеют известную закономерность, и в целом, если не учитывать волнистость, зигзагообразность развития, дрейф идет в сторону либерализма.
Что же касается угрозы, которую либерализм несет советским вождям, то для борьбы с этой угрозой они пока имеют кое-какие средства. И эти средства достойны особого разговора.
IV.
Из того, что говорят и делают в последние годы руководители Советского Союза, можно вывести строгую закономерность: чем больше и откровеннее заимствуются западные достижения, тем свирепее делается антикапиталистическая и вообще антизападная пропаганда в России. Не нужно думать, будто авторы грубых и неумных статей об «ужасах капитализма» действительно задыхаются от ненависти к нему. Большей частью они его даже любят и, будучи людьми доверенными, нередко выезжают за рубеж «поразлагаться» (модное циничное словечко, не так давно появившееся в русском обиходе). Статьи они пишут в порядке выполнения служебных обязанностей – как говорил Лев Толстой, «делают подлости по двугривенному за штуку». Сами они не верят ни слову из собственных писаний и не питают иллюзий насчет того, что им поверят образованные люди.
Для чего же со всех советских пропагандистских амвонов возглашают анафему капитализму? Это необходимо русским лидерам для двух целей: для обработки широких народных масс и для отражения китайской пропаганды.
Пропаганда, направленная на массы, больше не может вызвать у них любви к собственному правительству; но она еще в состоянии вызвать ненависть к другим государствам. Никакая диктатура вообще не может существовать без внешних врагов – это старое правило, – но ярость нынешней антикапиталистической клеветы в России объясняется тем, что клевета должна прикрывать подражание капиталистическим методам. Старый пропагандистский тезис «у нас лучше, чем у них» ныне снят, как не вызывающий доверия, но есть новый: «у нас есть проблемы и трудности, но мы строим коммунизм, а у них при внешнем показном благополучии внутренняя пустота и бесперспективность». Этот тезис, особенно вторая его половина, пока работает, и рядовой русский рабочий или колхозник все еще сочувствует своим западным коллегам, живущим среди «язв капитализма».
