Леонид Владимиров - Россия без прикрас и умолчаний
В СССР подобное поведение невозможно, потому что на вас непременно обратят внимание. В лучшем случае подойдет какой-нибудь «активист» из числа пенсионеров и, исполненный сознания своей гражданской нравственности, сделает вам публичный выговор за «недостойное поведение в общественном месте». В худшем – может вмешаться милиция. Во всех случаях на вас будут пялить глаза, будут громко обсуждать «происшествие». А в то же время – может быть, именно потому, что какие-либо намеки на секс запрещены – Россия стала страной половой невоздержанности, повальных супружеских измен, распадающихся семей, беременных школьниц и подпольной проституции. Но человек, постоянно изменяющий жене или обучающий «современных девочек» половым извращениям, никогда не поцелует свою спутницу в метро, даже если он основательно выпил. Его удерживает от этого глубоко впитавшееся чувство – бессознательное лицемерие.
Однажды я увидел подъезд роскошного ночного клуба в Мэйфэйре. Увидел швейцаров в цилиндрах, высаживающих богатых дам из роллс-ройсов. И, не зная совершенно этих дам или сопровождающих их джентльменов, я почувствовал к ним инстинктивную неприязнь, даже вражду. Я думал примерно так: свобода-то свободой, да ведь капитализм – это тоже плохо. Эти идут прокучивать в одну ночь десятки фунтов, а рабочая семья могла бы месяц жить на такие деньги. Я думал так, хотя знал, что контраст между богатыми и бедными в России куда острее, чем при любом капитализме, что рабочая семья в Англии сытно ест, нормально одевается и живет в отдельной квартире, если не в собственном доме. Я знал, что русские рабочие ютятся в «коммунальных квартирах» и у них никогда не хватает денег на еду и одежду. Но я все-таки думал так, потому что богачи в России скрываются за высокими заборами своих вилл и развлекаются где-то в своих кругах, надежно отгороженные от наблюдения заслонами полиции, секретной и несекретной. Я думал так, ибо капиталистическое неравенство зримо, а коммунистическое – скрыто. И, поймав себя на этом, я понял, что так думает подавляющее большинство моих соотечественников.
Те в Советском Союзе, кто имеет небольшое состояние, нажитое даже самым честным путем (некоторые писатели, художники, композиторы, артисты), – всеми мерами стараются скрыть свое богатство: как бы не сочли их «капиталистами»! А чиновники, партийные боссы, живущие в роскоши, проклинают капиталистическое неравенство, классовое угнетение и прочие ужасы в каждой своей речи. Многие из них делают это почти искренне – они тоже заражены бессознательным лицемерием, они полагают, что «работают для народа», а не сидят у него на шее.
Так, анализируя собственное восприятие, проверяя мои открытия на соотечественниках, тоже выехавших недавно из России и как две капли воды похожих на меня, я стал подходить к тяжелым выводам. В самом деле, ведь если даже я, человек, знающий цену советской диктатуре, прошедший лагеря, эмигрировавший из страны, – если даже я насквозь пропитан «советскими» взглядами, суждениями, лицемерием, то что же сказать о миллионах других, принимающих систему как должное?
Очень тяжелый всеобщий недуг живет в душах людей моей страны. Он подкрался исподволь, давно, еще в ленинские времена. Он пышно расцвел при Сталине. Он не диагностируется внутри страны, и люди не знают, чем больны их души. Поэтому неизвестно, сколько времени понадобится на излечение.
Тут я вернусь на момент к статье Андрея Синявского «Что такое социалистический реализм» – в главе I я обещал вам это сделать. Как вы помните, в этой блистательной статье, направленной против всей советской системы, а не только против «соцреализма», есть неожиданные слова о советской власти. Автор клеймил современное «социалистическое государство», но отделял его от понятия «советская власть». Он писал: «Рассуждая строго логически, «советская власть» и «социалистическое государство» – это одно и то же. Но эмоционально – это совсем разные вещи. Если против социалистического государства у меня что-то есть (самые пустяки!), то против советской власти я абсолютно ничего не имею. Это смешно? Может быть. Но это и есть романтизм».
Увы, это не романтизм проявился у Андрея Синявского. Этот умнейший, образованный, трезво мыслящий писатель был жертвой той же болезни – бессознательного, безотчетного лицемерия. Главный симптом болезни – нарушение логики рассуждений. Автор, как видно из приведенного отрывка, понимал нелогичность своей позиции, но болезнь сидела глубоко и в тот момент пересилила. Здесь, на Западе, я десятки раз замечал нарушения логики в собственных мыслях, но вся суть в том, что я никогда не замечал их, пока жил в России. Там они – не отклонение, а норма.
Я боюсь, что этот вирус лжи и лицемерия, растворенный в крови российских жителей, лучше всего помогает современным диктаторам удерживать власть. Хотя выздоровление и начинается, но идти оно будет, по моему убеждению, медленно и долго.
III.
«Главное, что происходит у нас в России, – это то, что ничего не происходит! – сказал мне в Москве друг, молодой историк. – Сто тридцать лет назад Пушкин кричал: «Черт меня дернул родиться в России с умом и талантом!» – и этот крик может повторить сегодня любой честный поэт». Полгода спустя, уже в Лондоне, я услышал от эмигранта (тоже, кстати, историка): «Россия находится в состоянии стагнации. И она может простагнировать так еще пятьдесят или сто лет».
Я понимаю и разделяю отчаяние обоих моих собеседников – и московского и лондонского, – но согласиться с ними полностью не могу. Медленность и трудноуловимость изменений не означает их отсутствия. Кроме того, все усилия властей направлены на удержание, сохранение, консервацию режима; власти не мечтают ни о каком развитии – только о статус кво; при таких условиях замечать изменения особенно трудно. И все-таки их можно не только заметить, но и объяснить и предсказать.
В послевоенные годы мир сделал, выражаясь по-китайски, большой скачок вперед в области техники и коммуникаций. Сама по себе техника, тем более сами по себе коммуникации, русским лидерам ни к чему – они цинично считают, что российский обыватель нуждается только в хлебе (легко объяснить их бешенство по поводу романа В.Дудинцева «Не хлебом единым», вышедшего в 1956 г.). Но, к огорчению лидеров, держать страну в стороне от технического прогресса сегодня невозможно. Это невозможно просто потому, что для удержания власти надо иметь современное оружие, а оно технически очень сложно. И потому еще Сталин резко поднял оплату ученых, поэтому Хрущев создал сказочные условия ракетчикам и другим военным специалистам, поэтому Брежнев с Косыгиным так озабочены автоматизацией и повышением производительности труда.
