Борис Володин - Мендель
В начале 1868 года умер восьмидесятишестилетний прелат Напп. И открылась очень высокая выборная вакансия, сулившая счастливому избраннику равный в миру баронскому сан прелата, огромный — в том обществе — почет и феноменальную сумму ежегодного жалованья — 5 тысяч флоринов!
Капитул монастыря избрал на этот пост Менделя. И немного спустя он так сообщил Нэгели о происшедшем:
«Из моего скромного положения преподавателя экспериментальной физики я вдруг перенесен в среду, где многое мне чуждо, и, очевидно, понадобятся время и усилия, чтобы я почувствовал себя свободно. Впрочем, это не помешает мне продолжать столь полюбившиеся опыты по гибридизации, и я даже надеюсь уделить им больше внимания и времени после того, как я освоюсь с новым положением».
Так он писал в Мюнхен почти тотчас после избрания.
Он врал Нэгели, ибо в глазах серьезного ученого возвышение Менделя по Службе Спасения могло быть фактом, компрометирующим его и как человека и как естествоиспытателя.
А ведь он добивался, как только мог, этого избрания. Никакими неожиданностями для него и не пахло. Его выдал племянник Алоис Шиндлер. Шестьдесят лет спустя, в 1928 году, Шиндлер в письме патеру Матоушеку, собиравшему материалы для Менделианума, сообщал о том, что предшествовало избранию. Племяннику тогда было девять лет, и каждое появление в деревне его высокопоставленного дяди было событием.
Шиндлер писал:
«Меня весьма заинтересовал ваш рассказ о прелатских выборах 1868 года.
Незадолго до них Мендель был в гостях в Хейнцендорфе. Когда он прощался с моей матерью (Терезией), она спросила, есть ли перспектива, чтобы прелатом стал он. Он ответил, что среди вероятных кандидатов идет на третьем месте. Наибольшими симпатиями пользуется приор, патер Антонин Альт, однако он из-за своего преклонного возраста не хочет избрания, но его можно и переубедить…»
Антонин Альт в юности Менделя был директором Троппауской гимназии, он действительно отказался от поста аббата, напомнив членам капитула, что за каждое избрание община должна выплачивать государству высокий налог, а учитывая его преклонные годы, нужно предполагать, что налог вскорости придется платить второй раз. Патер Альт был наделен завидным долголетием: Менделя он пережил.
«На втором месте…» — продолжал Мендель излагать предвыборные выкладки, но дослушать их Алоису не удалось.
«…Здесь наша матушка сделала знак, что дети должны из комнаты исчезнуть. До сих пор я предполагал, что вторым кандидатом был патер Бенедикт Фоглер; быть может, однако, Мендель, зная о связях университетского профессора патера Братранека, имел в виду его — точно мне не известно…
Могу добавить к этому еще один эпизод, происшедший при прощании Менделя при отъезде из Хейнцендорфа накануне прелатских выборов. Когда мы, дети, целовали дядину руку, он сказал мне и моей сестре Терезии, которая была старше меня на два года: «Дети, молитесь! Если я стану прелатом, то смогу много больше для вас сделать».
…Голосовали трижды. Сначала — за день до назначенного дня — были проведены «пробные выборы». Правом голоса обладали только каноники — тонзурованные монахи, рукоположенные в сан. (Послушники не участвовали, конечно.) Каноников было в это время тринадцать человек, один не участвовал по болезни. Из тринадцати, имевших право избирать и быть избранными, пятеро баллотировались на аббатский пост. Мендель получил шесть голосов из двенадцати, Братранек и патер Габриель — по два, Фоглер и Клацел — по одному голосу. То не были их собственные голоса. Каждый из бюллетеней помечался личной печатью-факсимиле голосующего, при подсчете было известно, кто за кого голосовал. Мендель, например, голосовал за Клацела.
После пробных выборов, пожалуй, некоторые кандидаты имели уже возможность убедиться, что шансы на пост у них невелики. Однако назавтра, когда епископальный комиссар Хаммермюллер ввел облаченных соответственно случаю каноников в костел Вознесения Девы Марии, когда была отслужена месса к духу святому и еще одна — в память о святом Августине, — все-таки баллотировались все пятеро. Первому туру голосования, бесспорно, предшествовала сложная закулисная деятельность, ибо расстановка сил резко изменилась. Мендель получил на этот раз пять голосов, за Братранека было подано уже не два, а четыре (на его сторону переметнулся кто-то из сторонников Менделя и один из сторонников Габриеля), за каждого из трех остальных подано лишь по одному голосу. Мендель голосовал за Клацела.
Епископальные комиссары и нотариус покинули помещение конклава, и начался новый тур закулисных событий, неведомых теперь никому, ибо прелат Хаммермюллер не имел возможности описать их в своей докладной записке на необычном для нас языке — на церковно-канцелярской латыни… Звучали какие-то увещания, какие-то обещания, быть может, попреки провинностями и гордыней, и даже легкие взаимные оскорбления, и, наконец, произошло окончательное голосование.
Осталось всего два кандидата: Мендель и Клацел. Одиннадцать голосов было подано за Менделя. Мендель голосовал за Клацела. Как писал потом Хаммермюллер, Мендель был избран «почти единодушно». И конечно же, на торжественный вопрос комиссара, приемлет ли он, преподобный и благочестивый патер Грегор Мендель, свое каноническое избрание как свершенное, патер ответил: «Приемлю, если оное будет признано и утверждено властью епископального комиссара и преосвященным генералом ордена».
Затем начался звон колоколов, молебствия, обряд вручения знаков аббатской власти. И конечно же, назидательная нотация, с которой преподобнейший прелат Хаммермюллер обратился к прелату новоиспеченному.
«Tagesbote aus Mahren und Schlesien» — «Ежедневный Морав-ско-Силезский курьер» — назавтра торжественно известит об избрании нового аббата, увенчав корреспонденцию традиционным изречением: «Vox populi — vox Dei!» — «Глас народа — глас Божий!»
…Мендель приносит аббатскую присягу:
«…соблюдать нерушимую верность, подчинение и послушание Святой римской церкви и нашему повелителю и господину Папе Пию IX и его преемникам в сане.
И засим…
высокочтимому и превосходному повелителю господину Антониусу Эрнсту, Епископу Врюннскому и его преемникам в каноническом сане…»
Он клянется не допускать потери добра высокоуважаемой орденской общины, не допускать в контрактах и пактах лжи, ошибки и симонии. Не поддерживать ни словом, ни делом ничего такого, что отклонено или предано анафеме высокочтимым и превосходным господином епископом или то, что может быть рассматриваемо как подлежащее этому, а также безоговорочно блюсти орденские законы и (прощай, о светлый сюртук, в котором он щеголял в Париже и Лондоне) блюсти орденское облачение — как собственное, так и всех своих подчиненных.
