Геннадий Левицкий - Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы
Ценный труп
Этим словом он как бы подал своим друзьям сигнал к бою и бросил им его как яблоко раздора; (с этой минуты) все стали соперниками друг другу, стремились подольститься к толпе, начали тайно добиваться поддержки у войска.
Юстин. Эпитома сочинения Помпея ТрогаСмерть Александра не была внезапной, несколько дней он чувствовал ее холодное дыхание, — тем более странно, что царь не позаботился о наследнике.
Царь попрощался со своими воинами, прошедшими мимо его ложа, и даже утешил «некоторых особенно сильно горевавших». И вот, по словам Юстина, Александр завел разговор о преемнике:
Отпустив солдат, он спросил друзей, стоявших вокруг него: как им кажется, найдут ли они царя, подобного ему? Все молчали. Тогда он сказал им, что этого он и сам не знает, однако только он знает и предсказывает, почти видит своими глазами, как много крови прольет Македония в распрях, сколько убийств, сколько крови принесут ему как погребальную жертву.
Затем Александр завещал похоронить свое тело в храме Амона; но ни одним намеком не показал, кого он желает видеть на троне. Находившиеся подле него чувствовали, что царю осталось немного, и прямо спросили: кого он назначает наследником своей державы?
Александр ответил: достойнейшего (dignissimum). Юстин восхищается выбором Александра:
Столь велика была мощь его духа, что, хотя он оставлял после себя сына Геркулеса, брата Арридея и беременную жену Роксану, он, забывая об узах родства, своим преемником объявил «достойнейшего». И поистине, не подобало бы наследовать престол такого могучего мужа кому-либо иному, кроме столь же могучего, и столь могущественной державе достаться кому-либо другому, а не испытанным людям.
Казалось бы, решение справедливое. Но чем оно закончится, угадать нетрудно: достойнейшими считали себя все, кто был рядом с Александром. Умирающий царь понимал, что у его огромнейшего государства, сшитого из разных заплат наихудшими нитками, нет никакого будущего. Так пусть же вина за последующую вакханалию ляжет на честолюбцев, его окружавших, пусть все пожалеют, что потеряли Александра! Царь желал над своей могилой кровавого пира и добился его всего лишь одним словом.
Не восхищается поступком Александра Юстин — горькая ирония скрыта в этой похвале Александру. Уже следующее предложение этого же автора описывает первые плоды «благоразумия» Александра:
Этим словом он как бы подал своим друзьям сигнал к бою и бросил им его как яблоко раздора; (с этой минуты) все стали соперниками друг другу, стремились подольститься к толпе, начали тайно добиваться поддержки у войска. На шестой день, когда Александр уже не мог говорить, он передал Пердикке перстень, сняв с пальца. Это приостановило разгоревшуюся было распрю между его друзьями. Хотя и не словами был назначен наследник, однако было видно, что он избран по воле (умирающего).
После смерти Александра его телохранители созвали во дворце совет из ста самых влиятельных македонян. Он и должен был решить судьбу наследства почившего царя.
Хотя перстень с царской печатью достался Пердикке, но ему явно не хватало мужества и наглости Александра. Послушаем Курция Руфа.
Пердикка, поставив на виду у всех царское кресло, на котором находились диадема, одежда и оружие Александра, положил на то же кресло перстень, переданный ему царем накануне, и произнес:
— Вот тот перстень, которым царь обычно скреплял важные государственные решения, данный им лично мне; я возвращаю его вам. Хотя нельзя себе представить, чтобы разгневанные боги могли послать нам какое-нибудь другое несчастье, равное тому, которое на нас обрушилось теперь, однако величие совершенных Александром дел заставляет верить, что столь великий герой сблизил богов с человеческими делами, и они быстро примут в свой сонм того, кто исполнил предназначенное ему судьбой. Поэтому, поскольку от него остались только обычные останки смертного, мы должны прежде всего воздать должное его имени и телу, не забывая при этом, в каком городе и среди кого мы находимся и какого защитника лишились. Нужно, о соратники, обдумать и решить, как нам удержать победу, пребывая среди тех, над кем мы ее одержали. Нам нужна голова. Одна ли моя голова или много голов, — решать это в вашей власти. Вы должны знать, что толпа воинов без вождя — это тело без души. Шестой уже месяц Роксана беременна, будем ждать рождение сына, чтобы, когда он вырастет, ему с помощью богов принадлежало царство. Теперь же вы решайте, кем оно будет управляться.
Но предложение Пердикки осторожно опротестовал Неарх:
— Ни для кого не может быть удивительно, что царское величие подобает только кровным наследникам Александра. Однако ожидать еще не родившегося царя и обходить уже существующего не соответствует ни духу македонцев, ни положению вещей. Есть у царя сын от Барсины, ему и надо передать диадему.
Речи Неарха не одобрил никто. Еще бы! Ни у кого не было желания отдавать валяющуюся под ногами власть царским детям, тем более о них не удосужился позаботиться даже Александр. Предложение, более-менее удовлетворявшее всех присутствующих, поступило от Птолемея:
— Конечно, сын Роксаны или Барсины явится достойным отпрыском, чтобы управлять македонским народом, — сказал он, — однако Европе досадно будет назвать имя того, кто в основном пленник. Стоило нам побеждать персов, чтобы служить их же роду. Ведь еще законные их цари Дарий и Ксеркс со своими многочисленными армиями и флотами напрасно стремились поработить нас. Мое мнение таково: пусть те, кого Александр допускал на свои совещания, сходятся всякий раз, как будет потребность в совместном обсуждении, у его кресла, стоящего во дворце: на том, что решит большинство, и нужно всем стоять, этому должны подчиняться и все вожди, и военачальники.
Птолемей предложил некое коллективное правление; с ним согласилось большинство военачальников, ибо предполагалось, что каждому из них перепадет кусочек власти. Меньшинство поддержало Пердикку, и тот ввел в сражение секретное оружие — своего сторонника Аристона. Последний произнес:
— Когда Александра спросили, кому он передает царство, он сказал, что хочет, чтобы оно досталось наилучшему; сам же он признал за лучшего Пердикку, которому и передал перстень. Он был не один при умирающем, и царь, обведя всех глазами, выбрал из толпы друзей именно его, чтобы отдать перстень. Следовательно, ему было угодно, чтобы высшая власть была передана Пердикке.
