Тони Бэрроу - Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)
Стремительно удравшие после своего первого шоу битлы знали, что они оказались не на высоте. Когда они вытирали полотенцами пот со своих лиц в уединении гримёрной, первым признавшим правду оказался Джордж: “Это было моё худшее исполнение ‘Если бы мне кто-то был нужен’ за всё время!” Ринго пожал плечами и ответил что-то вроде: “Во всех турне бывают как хорошие дни, так и плохие”. Остальные отнесли это на счёт задержки самолёта, в частности 9 часов, добавленных к нашему путешествию остановкой в Анкоридже. Но Джордж был самым объективным: “Давайте признаем это, всё это именно таково, каким и становится для нас турне в наши дни. Мы сгораем дотла в этих бессмысленных шоу на сцене, когда мы могли бы делать намного лучшие вещи в студиях звукозаписи”. Они выразили словами то, что какое-то время думали мы все. Битлам нужно было урезать концерты и проводить намного больше времени в комплексе ЭМИ ‘Эбби-роуд’ в Сент-Джон’с-Вуде. В течение нескольких недель остальные признали, что они согласны с Джорджем, и эра гастролей подходит к концу.
По нашем возвращении в ‘Токио Хилтон’, люди из службы безопасности продолжили своё давление. Если кто-либо из нас ступал ногой в коридор из президентского люкса, из комнат охранников высовывались головы и спрашивали нас (всегда очень вежливо), куда мы это направляемся. Если мы хотели навестить другую комнату на том же самом этаже, то проблем не было, но если мы направлялись к лифтам, то нас немедленно останавливали и проводили назад с твёрдой настойчивостью, которую мы признали в качестве фирменного знака наших хозяев. В какой-то момент Пол взял потрёпанный плащ и сказал мне: “Ладно, Тони, давай первыми вырвемся из Алькатраса!” Высоко подняв воротник своего плаща и спрятав свою волосатую чёлку под шляпой, которую ему одолжил Нил Аспинолл, Пол повёл меня к лифтам. Никто нас не останавливал. Тем не менее, к тому времени, когда мы достигли вестибюля, переносные рации, должно быть, раскалились от новостей о нашем наглом побеге. Мы оказались окружёнными взволнованными что-то бормочущими японскими должностными лицами, которые проводили нас обратно в лифт и убедились, что мы вернулись на свой этаж. В другой раз Ринго и Полу удалось преодолеть весь путь до одного из такси, припаркованных в ряд возле отеля прежде, чем они были возвращены назад. В конечном счёте, Джон и Нил успешно ускользнули от всех наших охранников, взяли такси в сторону местного рынка и сходили посмотреть ближайшую галерею. На следующий день решительно настроенные провести хотя бы небольшой осмотр достопримечательностей до окончания нашего короткого визита, Пол и Мэл сумели ускользнуть и навестить имперскую рыночную площадь, где замаскированный Пол делал фотоснимки и купил несколько сувениров.
Заботливый организатор наших концертов решил, что если мы не можем пойти за покупками, значит, высококлассные торговцы Токио должны прийти к нам. Это всех воодушевило, потому что пункт о покупке японских сувениров был одним из первых нашем списке дел. Нам также предложили услуги группы привлекательных девушек-гейш, но, как сказал тогда Джон: “Мы можем достать лакомый кусочек везде. Давайте сегодня сосредоточимся на покупках!” Главная комната отдыха президентского люкса вмиг превратился в пещеру Алладина. Торговцы принесли найденный клад из украшений из слоновой кости, множества чудесных ювелирных изделий, фотографического оборудования, красивых резных кубков, традиционных шёлковых кимоно всех ярких цветов радуги и разновидностей ‘счастливых плащей’ авиакомпании, которые ребятам давали в аэропорту. Один торговец предложил наборы квадратных, круглых и ромбовидных солнцезащитных очков, против которых мы не смогли устоять. Ребята также были очарованы японскими традиционными наборами кисточек для рисования, и они купили несколько полных коробок кистей, тюбиков масляной краски, ряд акварельных красок и другие различные аксессуары художников.
Так как мы не могли ничего понять по телевизору, рисование стало новым любимым хобби. Мы заказывали с доставкой в номер огромные листы бумаги – чудесной японской художественной бумаги, сделанной вручную – и четвёрка ребят растягивала один из них под светом настольной лампы. Каждый из битлов занимал один угол листа и приступал к работе, деловито макая кисти в банки с водой и экспериментируя с различными цветами. Кажется, я припоминаю, что Джон работал маслом, используя тёмные цвета для драматичного эффекта, тогда как остальные трое предпочитали более светлую и яркую акварель. Никогда ранее и позднее я не видел Джона – который был известен своим вниманием к чему-либо лишь на короткие промежутки времени – концентрирующимся с такой удовлетворённой решимостью на таком необязательном деле. Во второй и третий дни у нас были дневные выступления в добавление к вечерним, поэтому это совместное рисование было завершено не в один присест, а в течение различных спокойных моментов, когда ничего другого не происходило. Такие моменты было непросто отыскать, но постепенно эти четыре рисунка достигли центра листа, и это чрезвычайно многоцветное произведение искусства было закончено. Это весёлое рисование являлось для четырёх утомлённых гастролями битлов чудесной терапией, полностью расслаблявшей их и поддерживавшей их интерес в необычной области. Совместная картина всех четырёх битлов сейчас стоила бы целое состояние, но завершённое изделие было подарено управляющему японским отделением фан-клуба. Я сказал ему, что битлы хотят, чтобы эта картина была выставлена на аукцион среди членов клуба, а вырученная сумма пошла на благотворительность. В качестве альтернативы он мог организовать соревнование – например, соревнование по рисованию – и подарить работу битлов победителю. Кажется, этот уникальный трофей за последние годы несколько раз сменил хозяев, но, насколько мне известно, она осталась в Японии.
Мало зная о японских средствах массовой информации, я не принимал обычного участия в приготовления к нашей пресс-конференции в Токио, а лишь дал Тацу Нагашиме для списка приглашения краткий перечень приоритетных изданий, таких как ‘Музыкальная жизнь’. Перед нашими концертами в Токио для того, чтобы взять интервью у битлов, в Лондоне был Руми Хошика, редактор ‘Музыкальной жизни’, превосходного японского журнала, который отражал как местные, так и глобальные течения рок- и поп-музыки в середине 60-х годов. Мы видели результаты в печати, и ребята были под впечатлением от объёма освещения и качества прилагавшихся фотографий, хотя мы не могли прочесть ни слова японского текста. В качестве особого условия я оговорил, что наша пресс-конференция должна пройти в нашем отеле 30 июня, в наш первый день в Токио, перед тем, как мы отправимся в Будокан на наш первый концерт. По моим впечатлениям, отели или места проведения концертов были лучшим местом для таких событий, когда мы были в турне, потому что это избавляло меня от необходимости вытаскивать Джона, Пола, Джорджа и Ринго из их комнат и куда-нибудь их везти. В 1966 году группа быстро выходила из под управленческого контроля Брайана Эпстайна, и моей всё более трудной – хотя и самозванной – работой было вовремя привести их на место встречи с прессой. Как и всё остальное в Токио, приготовления к пресс-конференции были организованы безукоризненно. Местом проведения стал весьма впечатляющий и великолепно обставленный ‘Жемчужный танцевальный зал’ отеля ‘Токио Хилтон’. Когда я пришёл туда на закрытый предварительный показ готовности, то на одной из самых широких сцен, которую я когда-либо видел в отелях в помещениях для проведения приёмов, уже был установлен длинный стол с четырьмя стульями, четырьмя микрофонами, несколькими кувшинами воды и пепельницами. Меня попросили обеспечить, чтобы четыре битла сели в таком порядке слева направо – Джон, Пол, Джордж, Ринго – чтобы избежать какой-либо путаницы среди фотографов или репортёров. Как правило, я стоял сразу за четырьмя битлами, возможно чуть ближе к одному краю, с моим собственным ручным микрофоном, чтобы сделать официальное представление, а затем руководить вопросами. У меня был стандартный формат для встреч с прессой во время турне, – я давал первые десять минут фотографам, которые щёлкали напропалую, находясь прямо перед битлами. Затем просил их отойти назад, а репортёры начинали задавать свои вопросы. Даже более жадные люди с объективами обычно не спорили, расчищая место перед сиденьями журналистов, когда я просил их об этом, потому что они были удивлены и благодарны, что им дали их собственное время перед обычной конференцией. У меня была пара людей с переносными микрофонами, которые находились среди журналистов, чтобы человека, задающего вопрос, могли услышать все, когда я показывал, что это его или её очередь. Служащие ‘Токио Хилтон’ расположили для меня отдельный микрофон сбоку от сцены, что всё усложняло. Ведь будучи так далеко от их стола, я не мог общаться с отдельными битлами во время этой конференции так же легко, как обычно, или предупредить их, что я вот-вот завершу всё одним или парой последних вопросов. Часто, если он был рядом и хотел присутствовать, рядом со мной становился Брайан Эпстайн. Мне никогда не доставляло это удовольствия, так как если вопрос заставлял его нервничать – а так бывало часто – он начинал шептать мне на ухо как можно быстрее переходить к следующему вопросу. Я был достаточно уверен в способности битлов справиться с неудобными вопросами, и я мог обойтись и без ремарок Эпстайна.
