KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1

Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Дмитрий Быстролётов, "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Когда все было готово, начальница пригласила меня в кабинет.

— Ну как? На неделю вы оба здесь хозяева! Как я счастлива за нее, за вас и… за всех.

Она запнулась, потом быстро взглянула на дверь и пожала мне руку. В те годы за такие дела она могла получить десятку.

Уронив голову на руки, я сидел один в пустом кабинете. Потом раздались торопливые шаги… В это мгновение сердце бешено заколотилось. Начался сильнейший приступ: сердце рвалось навстречу.

Но вошел только нарядчик.

— Ты, слышь, вытряхивайся из показухи. Санитар, дай ему его барахло. Враз! Марш на койку в палату!

И странно — сердце вдруг заработало нормально: оно уже стало лагерным, оно не привыкло к чудесам.

Оказалось, что жена доехала до Красноярска и оттуда по телеграфу запросила разрешения прибыть в лагерь, а в тот же день в Дудинку с Большой Земли пришел пароход. Конечно, жена получила отказ и вернулась в Москву, и все потекло по-старому. Только начальница стала издали делать мне жест привета, а потом начала брать у меня уроки английского языка — так себе, между делом, на виду у всех, по десять-пятнадцать минут. О недоразумении с женой мы не говорили, все было сказано ее глазами, — грустными, полными немого протеста. Что-то накопилось в ней и искало выхода и поэтому я не особенно удивился, когда однажды во время урока, делая вид, что ищет что-то в словаре, она вдруг спросила по-английски с деланным равнодушием:

— Как вам дали такой срок?

Я улыбнулся.

— Как? Просто. Метровым отрезком железного троса с шарикоподшипником, приделанным к концу.

Она недоуменно раскрыла глаза. Я сделал вид, что показываю ей нужное слово в книге.

— Вы же сами видели два раздробленных ребра. Гнойный плеврит начался на почве травмы.

— И вы улыбаетесь?

— От гордости. Следователь говорил, что на моей спине он оставляет расписку. — Я передернулся от внутреннего напряжения. — А по-моему, это не что иное, как пропуск.

Два дня спустя она сидела в кресле у стола, я стоял у двери, прислонившись к косяку, — подходить ближе было опасно. Наготове у нас были пустые фразы и безразличное выражение лиц. Но пока что в комнате никого не было, и она глядела на меня снизу вверх, наклоняясь вперед. От волнения у нее дрожали губы.

— Я возвращаюсь к нашему разговору, помните? Вы получили пропуск в рай? Да? Вы верующий?

Я покачал головой.

— Это пропуск на трудный земной путь, который может привести меня и моих товарищей к бессмертию. Мученичества недостаточно. Нужно внутренне преодолеть его. Это — залог бессмертия: для нас создана возможность получить его через сохранение в себе Советского человека. В этих жестоких условиях. Вопреки усилиям начальства рассоветить нас.

— Каким образом?

— Через труд.

— Но ведь он здесь самый обычный. Тяжелый, конечно, но обычный. Рядом с заключенными работают вольняшки. Они тоже кандидаты в бессмертные?

— Нет. Мы работаем по-разному. Они — завербованная по договору рабочая сила. Им платят заполярные оклады. Мы — рабы, которые, однако, могут внутренне преодолеть рабство и стать гражданами. Наш труд — внутренне добровольный и радостный. За проволокой я могу быть более свободным, чем вы, гражданин начальник, и мне доступна та высокая радость, которая вам не дана. Это — победа в борьбе за все советское в себе. Против ужасов лагерного быта. Против опасности опуститься до состояния животного и забыть о Родине. Против страшного искушения ожесточиться и превратиться в зверя, то есть сознательно отвергнуть Родину!

Так начались разговоры на мучившие нас обоих темы. Теперь почти каждый день мы сидели среди людей, под их испытующими взглядами и беседовали, с трудом прикрыв страстный накал слов безразличием голоса, лица и жестов.

— Почему после приезда вы не явились в медсанчасть, а пошли в тундру? — спрашивала она, водя пальцем по строке учебника английского языка.

— Там опаснее и почетнее. Поле боя и госпиталь — оба нужны армии, но значимость их разная.

— Фантазия или слова?

Я перевернул страницу и показал ей цветную картинку.

— Стыдитесь. Вы рассуждаете, как расчетливая мещанка. Это не пустые слова, за них наши люди отдают в тундре здоровье и жизнь. И не фантазия, хотя наши заключенные врачи считают меня набитым дураком. Это — великая идея, которая хранит и ведет некоторых из нас. Мы выходим на работу с залогом бессмертия в груди. Тем, кто выдержит до конца, когда-нибудь поставят памятники.

И снова мы сидим вместе, на этот раз в канцелярии. Заключенный статистик щелкает на счетах. Начальница, прикрывая спиной тетрадку, рисует в ней домики и лошадок, я делаю вид, что диктую, иногда вставляя в английскую речь русские слова для вразумления опасного свидетеля — у него ушки на макушке, это стукач, его видели в домике кума (оперуполномоченного).

— Зачем вы вызвались на пикет и в Коларгон?

— Хотел осмотреть все закоулки моего дома: я помогал его строить и за него в ответе перед своей совестью. Отвечаю и за эту лагерную систему — я один из тех, кто поднимал руку на всех голосованиях не как трус и прохвост, а как честный гражданин. То, что я заблуждался — не меняет дела. Теперь я плачу по счету.

Она помолчала, видимо обдумывая мои слова. Эти мысли были для нее новыми, неожиданными и трудными.

— Вы хотели искупить свои ошибки страданием?

— Нет. Я хотел все узнать, выстрадать и сбросить ответственность со своих плеч. Внутренне освободиться от гнета. Это — единственный путь к самоочищению. Бочком, с заднего хода, отсюда чистенькими не выйти. Это дано только тем, кто на советской земле жил чужаком. Попавших в лагерь по ошибке здесь немало и страдают они зря. Пусть они и жмутся к тепленьким местам!

Потом встаю и деревянным голосом заканчиваю по-русски:

— На сегодня все, гражданин начальник! Разрешите идти?

Однажды сигнал к послеобеденному отдыху застал нас в дальнем углу больницы — в физиотерапевтическом отделении. Ушел последний больной вместе с фельдшером, в коридорах стало тихо. Начальница одела берет. Настала минута грустного расставания.

Я больше не мог сдерживаться.

«Теперь или никогда!» — вдруг неожиданно для себя самого решил я и встал. Сделал шаг вперед. Наши глаза встретились. Мгновения беззвучных вопросов и ответов. С трудом переводя дыхание, я шагнул еще ближе, на границу, к которой смеет подходить заключенный. Она прижала руки к груди, хотела что-то сказать и не смогла. Я сделал еще один шаг на границу, к которой может приблизиться воспитанный мужчина во время разговора с женщиной. Она побледнела и широко открыла глаза. Прошло мгновение, еще. Тогда я сделал последний шаг, не сводя взгляда с ее лица, просветленного печалью, нежностью и состраданием. В первый раз в лагере я видел такое лицо, полное скорби и любви, чистоты и милосердия. В нем не было ничего земного: это была страсть, но не низменная, а высокая и целомудренная. Я собрался с силами и, не прикасаясь к ней руками, легко губами коснулся ее губ.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*