Николай Долгополов - Ким Филби
Жизнь идет потихонечку, но тебе что-то обязательно надо, ты обязан давать результат. Понимаешь, что ты находишься в целом под чужим наблюдением, а как иначе?
Отсюда внутренняя настороженность и постоянная оценка людей вокруг тебя. Потому разведчик все время под определенным стрессом. Филби об этом знал, как никто другой. О чем-то говорил в шутку, но так, что мы понимали всю серьезность ситуации, о которой учитель конкретно предупреждал. О таком не прочитать ни в каком учебнике — он рассказывал нам о вещах, о которых нам было нигде не узнать.
У Филби было великолепное чутье. И помимо всего — это было общение на хорошем английском языке с представителем английского истеблишмента, с профессионалом разведки.
Да, возможно, сведения были чуточку устаревшие. Но учитель доносил до нас основу основ.
Иногда на семинарах я чувствовал, что учитель переживает. Особенно в тот раз, когда из Англии приехал в отпуск известный разведчик. Гордился наш коллега тем, что хлопал по плечу британского министра, а лейбористы принимали его с распростертыми объятиями. Пригласили залетного гостя на наши занятия, он согласился «давайте, пойдем», и мы, предупредив Кима, пришли к нему со «звездой разведки». И стал гость рассказывать о том, что говорится и происходит в Лондоне сегодня, сейчас. У Кима отвисла челюсть. Я прямо ощущал его волнение. Потом он признавался: я этого вообще не знаю. К примеру, затронули новые методы слежки, и Филби заметил, что «в наше время такого не было».
Филби задумался: «Что же я могу вам дать?» И стал еще тщательнее готовиться к семинарам.
Мы учились вести беседу, общаться с англичанами из различных слоев общества. Филби разыгрывал из себя то журналиста, то разведчика, то вдруг преображался в бизнесмена или дипломата. И мы тоже пытались за ним тянуться, вживаться в образы.
Филби потом признавался, что пытался воспитывать в нас «чувство охотника» — «sense of a hunter». Теперь у него была своя школа и свои ученики. И он очень гордился нами. Школа — важный кусок его жизни. Еженедельная, уже не в молодом возрасте, работа, большая загруженность.
После занятий учитель писал отчеты, характеристики — к ним я еще вернусь.
Первое занятие, если память не изменяет, состоялось в январе 1976-го. В последующие годы шли они, начиная с сентября-октября и по май. Встречались каждую неделю. Иногда, правда, пропускали, если что-то не складывалось или попадало на какой-то праздник. Насколько помнится, курс состоял из десяти — пятнадцати занятий. Продолжалась школа около десяти сезонов. Я сам несколько лет был в этой группе.
С годами я, к собственному удивлению, стал все больше замечать, что на мне «бренд» — любимый ученик Филби. Любимый, нелюбимый — может быть, он ко мне больше всех привык и потому между нами сложились дружеские отношения? А может, чуял во мне родственную душу: такой же, как он в молодые годы, идеалист и «моральный чистюля», верящий в порядочность, принципиальность и… «коммунизм — светлое будущее всех народов»? Так или иначе, после первого года был я Кимом отмечен: учитель уже при первом выпуске поставил мне единственному «пятерку». Потом — второй год: взяли еще двоих и меня. И прошел я у Филби курса четыре или пять. Получилось, что был я головной.
Когда в 1984 году из Англии вернулся Юрий Кобаладзе, ответственным стал уже он. Я же тогда работал в Лондоне и с Филби переписывался.
А вот письмо на кондовом, доморощенном английском, которое мы, ученики, написали Филби после завершения одного из годичных семинаров:
«Dear comrade, professor Kim! Please accept our gratitude for Your lectures, seminars, tutorial and professional jokes. We very appreciate Your titanic efforts and promise You that the knowledge we received on memorable for us Fridays will fruitfully serve to our common goal. We always admire You as a friend, wise teacher and comrade at arms. Your diligent students and colleagues — Albert, Alexander, Victor, Michael, Vladimir».
«Дорогой товарищ, профессор Ким! Просим принять нашу благодарность за Ваши лекции, семинары, обучение и профессиональные шутки. Мы исключительно ценим Ваши гигантские усилия и обещаем Вам, что знания, полученные по памятным для нас пятницам, плодотворно послужат нашему общему делу. Мы всегда восхищались Вами как другом, мудрым учителем и товарищем по оружию. Ваши прилежные ученики и коллеги — Альберт, Александр, Виктор, Майкл, Владимир».
И еще об одном моменте следует упомянуть. Предатель Гордиевский, который пишет о Филби в своей книге, никогда не был в числе его учеников. Но он примазывается, рассуждает на тему учебы. А сам брал материал из наших справок, знал о занятиях по нашим рассказам, вот и вставил это в свою книгу.
Кстати, еще целый ряд сотрудников, и близко к Филби не подходивших, вдруг вспомнили, будто были они с Кимом «вась-вась». Пошла мифология — что, в принципе, естественно. Большие имена обрастают легендами. Так что не исключаю, что и на вашем пути возникнут фигуры, утверждающие, что с Филби они были накоротке. Но круг был, поверьте, довольно ограничен.
Однако продолжу об учебе. Мы брали у Кима материалы, которые он готовил для нас на английском. Ну, скажем, тезисы о парламенте в его изложении. И получалось в виде справки — «занятие, скажем, № 24 с Кимом Филби от такого-то числа». Потом переводили то, что он нам говорил на занятиях. Из таких вот главок получился специальный том. Где он сейчас, я, разумеется, не знаю.
Зато знаю, что произошло с характеристиками, которые писал Филби. Они оказались в холщовых мешках с документами, подлежащими уничтожению — понятное дело, путем сожжения. Набирался полный мешок, и шли в котельную. В специально оборудованном помещении к твоим услугам кочерга, синие халаты, подлокотники. Содержимое мешка — в печь, а ты стоишь, шуруешь кочергой до тех пор, пока все это полностью не прогорит. И вот, когда мы перебирали бумаги с моим другом и коллегой Юрой Кобаладзе, то наткнулись на оригиналы наших характеристик, написанных Кимом. В них — без фамилий, там все просто под именами. На свой страх и риск взяли эти листочки, перепечатали, привели в хороший вид — короче, сохранили. Ведь были эти характеристики не в наших личных делах, не в кадрах — они лежали на сожжение.
Я сохраняю лояльность Службе, благодарен ей. Еще бы, столько лет проработать! Много чем ей обязан, особенно родному отделу. Но говорю с горечью: даже в нашем отделе, увы и ах, никому эти характеристики оказались не нужны… Хотя на них многие ссылались — ведь читали их. Оценки учитывали, а к самим материалам — отношение разгильдяйское. Конец 1980-х годов — начало 1990-х, еще и Союз не распался…
Теперь посмотрим на сами характеристики. Всё, абсолютно всё попало в точку — выводы Филби были совершенно точны, равно как и последствия, им предсказанные.
