Борис Васильев - Картежник и бретер, игрок и дуэлянт
Вероятно, дом стоял на окраине аула, потому что никаких иных строений нигде видно не было, но собачий лай откуда-то все же доносился...
Внезапно раздался скрип двери, и я поспешно втянул свою голову за угол.
- Куда?.. - спросил грубый гортанный голос.
- Господи, - вздохнула женщина. - Я же тебе уже говорила, что у вас ужас сколько блох. Ужас. Приходится выбивать одеяло, которое я забыла. Забыла одеяло, понимаешь? Одеяло!.. А твоя подруга-надсмотрщица не пришла, вот я и иду за ним. Ну, холодно моей госпоже, можешь ты это понять?..
Женщина говорила громко, но не потому, что собеседник плохо ее понимал, а, как мне показалось, для кого-то иного...
Мужской голос что-то весьма недовольно пробурчал. Но - тоном ниже.
- Давно бы так, - с облегчением сказала женщина.
Вы не поверите, но я догадался, кому принадлежит этот женский голос. Не очень мелодичный, прямо скажем, но - знакомый. Просто вспомнил его...
...- Хозяйка добыла для меня письмо к генералу Граббе... Мой отец служил у него...
* * *
Я вжался в стену. А когда легкая фигурка появилась из-за угла, шепнул наудачу:
- Вера...
И - угадал. Угадал!..
- Боже мой, мы знали, знали, что вы придете...
- В доме никого?
- К счастью, сегодня нет. У нее заболел ребенок...
- К черту подробности. Сторож один?
- Один. Я возьму одеяло и отвлеку его, а вы...
- А я - это я. Действуйте!
- Только возьму одеяло...
Вера куда-то на мгновение скрылась, но тут же возникла вновь, на ходу складывая одеяло.
- Поверните его спиной ко мне...
Кажется, она кивнула. Темнота уже сгустилась. Южная, почти черная темнотища...
Я осторожно выпрямился, обнажил кинжал и выглянул.
Вера что-то говорила, даже неуместно хихикала, но я уже ничего не слышал. Я прикидывал шаги...
И - шагнул. Доски лежали почти на земле и поэтому только прогнулись под моей тяжестью, не заскрипев. Шаг, еще шаг... Вера все еще болтает, а он уже стоит ко мне спиной... В конечном итоге женщины всегда делают с нами то, что хотят сделать...
Ах, Корпус, который мы в детстве так проклинали! Старые седые унтеры учили нас, как снимать часовых. Локтевым сгибом левой руки захватываешь противника за горло, резкий рывок на себя, чтобы не успел закричать, и - удар в сердце. В данном случае - кинжалом. У чеченцев отличные кинжалы. Лучшие на Кавказе...
Он даже не застонал. Я осторожно, чтобы не было никакого шума, опустил его на пол.
- Господи... - прошептала Вера и перекрестилась.
- Бери генеральшу, и через баштан - в сад. Я нагоню.
Вера юркнула в дверь и - следует отдать должное этим дамам, не потерявшим головы и в плену, - почти тотчас же вышла вместе с полной особой, заботливо укутанной в одеяло.
- Благодарю вас, спаситель...
- Быстро и - молча!
Дамы исчезли за углом. Я закрыл распахнутую настежь дверь, подтащил к ней обмякшее тело чеченца и кое-как усадил его у притолоки. Тело все время заваливалось на бок, и мне пришлось помучиться, пока я не нашел для него некоего равновесного положения. И уже открыто помчался вслед за дамами...
Я нашел их в кустах на окраине сада, и, как только мы добрались до отряда, Моллер приказал немедленно выступать. Поручик и Мздолевский уступили дамам своих лошадей, мы шли с быстротой, на которую только были способны, но чеченцы все равно нагнали нас еще до полудня. Пока арьергард во главе с Мздолевским отбивался от них залпами, мы с поручиком отыскали узкую расселину в скалах, куда и упрятали наших дам.
Холм, на котором нам пришлось обороняться, господствовал над местностью и был усеян скальными обломками. Его затруднительно было атаковать в лоб, зато отстреливаться было удобно, пока не кончатся патроны. Великолепно приспособившийся к этой странной войне, Моллер не пугался полного окружения и атаки со всех направлений, по опыту зная, что чеченцы никогда не замыкают кольцо, давая противнику возможность отступить. Делают они так, во-первых, для того, чтобы не доводить неприятеля до отчаяния, которое всегда сплачивает окруженных единством судеб, а во-вторых, они - редкие мастера конного боя и в особенности стремительного преследования.
- Стрелять из-за укрытий и только по моей команде, - сказал он солдатам. Буду очень недоволен, если кто пальнет раньше времени. Мздолевский, держите левый фланг, Олексин - правый, а я уцеплюсь за центр. Повторяю, у нас мало патронов, поэтому стрелять только по команде и по возможности в неприятеля, а не ради шума и успокоения нервной системы.
Я нарочно так подробно записал его обычный разговор перед боем, потому что в нем, как мне кажется, звучит то продуманное немецкое занудство, которое сберегло России не одну солдатскую жизнь. Мой ротный был занудой и остался занудой, но как же я люблю навещать его хотя бы раз в два года...
Мы успели рассредоточиться и укрыться только потому, что чеченцы решили вначале попытаться решить дело переговорами. Вскоре после того, как они дугой оцепили наш пригорок, из их отряда выделился молодой чеченец в черкеске с богатыми серебряными газырями и помчался к нам, размахивая белым башлыком.
- Хотят вначале побеседовать, - сказал поручик. - Олексин, отберите самого смекалистого солдата, готового добраться до нашего первого поста.
- Дать ему лошадь?
- Всадника чеченцы немедленно начнут преследовать, а пеший все же имеет шанс ускользнуть.
Из всех немногочисленных добровольцев я выбрал Сурмила. Он девять лет воевал на Кавказе, привык к горам, научился в них разбираться и был достаточно сметлив и осторожен.
- Пойду на Грозную, - сказал он. - Там добрый гарнизон, а ближе - только наша Внезапная, так она и так вся тут.
- Дорогу знаешь?
- Разберусь. Попросите ротного, пусть подольше парламентера задержит. Чеченцы любознательны, на него будут глядеть.
Оставил нам ружье с лядункой ("все одно не отстреляюсь, коли догонят") и незаметно соскользнул в кусты с обратного ската нашего холма.
Моллер выехал на переговоры верхом, на встречу не спешил, а чеченцы, выстроившиеся полукругом перед нами на расстоянии ружейного выстрела, и впрямь глазели только на него. Старые кавказские вояки хорошо изучили слабости своего противника.
С этой же целью поручик явно не торопился заканчивать беседу. Голоса его я не слышал, но сужу по жестам и спокойной неспешности. Наконец молодому чеченскому парламентеру, видимо, надоели эти пустопорожние переговоры. Всадники развернули коней и разъехались в противоположные стороны, но разными аллюрами. Чеченец гнал галопом, а Моллер трусил манежной рысью. Однако наши противники терпеливо дождались, пока он не спешился и не отвел лошадь за скалу. Тогда они дружно заорали и помчались на нас со всех трех сторон.
