Станислав Зарницкий - Чичерин
22 января от имени Советского правительства Чичерин принимал соболезнования дипломатического корпуса. Представители многих иностранных государств слали телеграфом и по почте свои соболезнования, непрерывным потоком шли сообщения о траурных днях за границей.
24 января НКИД посетил германский посол, бывший дуайеном в Москве. Он заявил, что дипломатический корпус будет присутствовать на гражданской панихиде в Колонном зале. Посол вручил наркому письмо:
«Значение личности Ленина и объем его влияния на преобразование судеб России и мира имеет столь огромное значение, что их беспристрастная и справедливая оценка может быть вынесена только разумом грядущих поколений.
У гроба этого человека, пожертвовавшего силы и жизнь делу служения своему великому народу и чье имя принадлежит истории, я прошу соизволить принять также и мое глубоко переживаемое сочувствие».
На следующий день Брокдорф-Ранцау от имени дипломатического корпуса возложил венок на гроб Ленина.
27 января состоялись похороны. В Колонный зал Дома Союзов пришли дипломатические представители.
Чичерин у гроба вождя. Едва скорбная процессия вышла из Дома Союзов, как огромнейшая толпа, прорвав все заграждения, оттерла его от гроба, и, сколько ни пытался, он так и не смог пробиться к нему.
На Красной площади, затерянный в огромном людском море, он стоял в скорбном молчании. С похорон вернулся в тягостном настроении. Все дни проходили под впечатлением невосполнимой утраты большого друга, старшего товарища.
Когда государственное издательство обратилось к наркому с просьбой написать воспоминания о Владимире Ильиче, Чичерин тотчас же принялся за рукопись, через несколько суток закончил ее и сел за статью для молодежи. Нужно, чтобы вое знали, каким был Ленин.
В выступлениях наркома, его письмах и телеграммах полпредам постоянно упоминается имя Ленина. В ленинском наследии он видел ценнейшие ответы на волнующие вопросы сегодняшнего дня.
До конца своей жизни Георгий Васильевич сохранил яркие воспоминания о постоянном дружеском и заботливом отношении к нему Ленина. Когда кто-либо пытался попрекнуть наркома дворянским или меньшевистским прошлым, Ленин решительно вставал на его защиту. Так было в 1918 году, так было в начале 20-х годов: не прошлый Чичерин, а Чичерин — большевик, дипломат, искусный политик был важен. Чичерин прав, с мнением Чичерина можно согласиться, предлагаю Политбюро утвердить все предложения Чичерина, — часто писал на многочисленных документах в своих записках Ленин[45].
История хранит многие следы внимательного отношения Владимира Ильича к Чичерину, его уважения к наркому иностранных дел. Как часто Георгий Васильевич бывал приятно удивлен прямым и откровенным обращением к нему за советом и помощью того человека, который, по его глубокому убеждению, мог бы с успехом обойтись и без них.
17 декабря 1921 года в связи с подготовкой отчета ВЦИК и СНК на IX Всероссийском съезде Советов Ленин обращался к Чичерину: «Можно ли рассказать о плане приглашения России и Германии на 2-ую конференцию в апреле 1922 года? На какой источник сослаться? Насколько это счесть достоверным или вероятным?»[46]
Как мало они, соратники Ленина, щадили своего вождя, не стеснялись обременять его всевозможными мелочами, отрывали от дел. А он всегда находил время на терпеливые объяснения, советовал, спорил, убеждал.
Сколько раз приходилось ему вмешиваться в текущие будничные дела НКИД! Приходилось, например, одергивать тех, кто бесцеремонно использовал слабость Чичерина не командовать другими, а все делать самому, и перекладывал на его плечи груз всевозможных мелочей. Досталось Горбунову за то, что он не проявил должной заботы о жилье для приезжавших иностранцев, ибо «он, а не Чичерин должен об этом писать всем и добиваться заблаговременно решения ЦК. Позорно, что Горбунов сваливает такие дела на Чичерина»[47]. Досталось Красину и Луначарскому, которые пригласили на гастроли Айседору Дункан, а ее устройством пришлось заниматься Чичерину. «Зачем Вас обременяют этими мелочами? — писал Ленин наркому. — Где же Горбунов или его зам? Ведь это их дело!!»[48]
Ленин всегда держал под своим наблюдением деятельность НКИД. Ни одно важное решение советской дипломатии не принималось без его живейшего участия. В любых трудных случаях Чичерин обращался непосредственно к нему и всегда мог рассчитывать на помощь.
Почти каждый вечер Георгий Васильевич разговаривал по телефону с Лениным. Эти часы были хорошо известны всем сотрудникам наркомата, и, как только они наступали, никто не решался мешать наркому. В приемной воцарялась тишина. Разговоры бывали длительными. Чичерин подробно докладывал обо всем, что случилось за день. Владимир Ильич ставил перед ним новые задания, подсказывал решение наиболее трудных вопросов.
В советах и указаниях вождя большевиков нарком всегда видел глубоко продуманную, ясную по целям и положительную по итогам линию партии. Авторитет Ленина в любой области был для него непререкаем. Владимир Ильич, в свою очередь, ценил Чичерина за его преданность делу рабочего класса, кипучую деятельность и мастерское претворение в жизнь новой советской внешней политики, за его железное правило считать свою деятельность партийным поручением. Без решения ЦК, без Ленина он не считал себя вправе принимать ответственные решения.
Беседы с Лениным обогащали Чичерина. Начиная такую беседу, он всякий раз клал перед собою на стол несколько листов чистой бумаги, которые к концу беседы сплошь покрывались торопливыми заметками, отдельными фразами.
После бесед обычно он или созывал коллегию для обсуждения возникших во время разговоров с Лениным вопросов, или диктовал стенографистке письма членам Политбюро, в том числе и Ленину.
Много работал Чичерин по ночам. Нарком здравоохранения Семашко как-то рассказал о таком эпизоде.
«При одной из встреч Владимир Ильич говорит мне:
— Жалуются, что Чичерин устраивает заседания после 12 часов ночи и продолжает заседания до 4–5 часов. Поговорите с ним: зачем он калечит и себя и других?
Я отправился к Чичерину и стал убеждать его в простой истине, что ночью нужно спать, а днем работать. Но Чичерин был своеобразный человек: он стал доказывать, что именно ночью, когда никто не мешает, надо работать, а днем спать. Он даже стал научно обосновывать это по только что вышедшей тогда книге о пении петухов, которую я перед этим перелистал по обязанности просматривать выходящую биологическую литературу. И как я ни доказывал Чичерину, что петухи ложатся спать «по-петушиному» и только потому у них в 2 часа ночи «приливает энергия», он остался непреклонен. При следующей встрече я говорю Владимиру Ильичу:
