Георгий Мирский - Жизнь в трех эпохах
В 90-х годах, когда я преподавал в Америке, я разговорился в Принстонском университете со стариком, бывшим украинским националистом, пришедшим послушать мою лекцию о России и Украине после падения Советской власти. В 40-х годах он воевал против Красной Армии. «Вы бандеровец?» — спросил я. «Вовсе нет, я был бульбовцем». В Полесье, на границе с Белоруссией, где живут «полещуки», был свой, соперничавший с Бандерой, партизанский командир, взявший в качестве псевдонима имя Тараса Бульбы и пытавшийся создать независимую «Полеську Ciч». Старик напел мне даже песню, нечто вроде гимна бульбовцев: «Ой, не забудуть рейхскомиссары та политруки, як за свободу свого народа шли полещуки! Ой, не забудуть нашої Сiчи нiмцi та москалi ми ще поставим жовтоблакитний на самому Кремлi» (Имелся в виду желто-голубой украинский флаг.) Спустя полвека старый бульбовец был доволен: «его» люди пришли-таки к власти.
В Киеве, куда я ездил с лекциями каждый год, украинского языка почти не было слышно, разве что в трамвае попадется деревенская старуха, приехавшая за покупками. Но это отнюдь не значит, что среди какой-то части населения не было достаточно сильного и ясного национального самосознания. Было. Помню, подошел я к памятнику Богдану Хмельницкому в Киеве и встал рядом с каким-то стариком, который, не обращая на меня внимания, вдруг громко произнес: «Ой, Богдане, Богдане, шо ж ты зробив? Ты продав Украину москалям поганым». Я посмотрел на него с изумлением; позже мне сказали, что это слова Тараса Шевченко. Не могу ручаться, не проверял.
Отвечая на многочисленные вопросы в Америке в начале 90-х, когда немало моих коллег под свежим впечатлением войны в Югославии опасались вооруженного конфликта между Россией и Украиной, я убежденно говорил: «Не бойтесь, этого не будет. Здесь нет ничего похожего на сербско-хорватско-боснийский кровавый треугольник; между украинцами и русскими нет страшного наследия пролитой крови, нет застарелой взаимной ненависти». Я придерживаюсь этого мнения и сейчас, несмотря на то, что на Украине всячески раздуваются «антимоскальские» настроения. Однажды, будучи в Гарварде, я заглянул в Центр украинских исследований, отпочковавшийся от Центра советских исследований, и стал в библиотеке листать украинские газеты. В одной из провинциальных газет я увидел большую статью, озаглавленную «Севастополь — Micтo украинскоi слави». Стремясь опровергнуть известную формулировку «Севастополь — город русской славы», автор пытался доказать, что во всех российских победах на Черном море, равно как и в эпопее обороны Севастополя во время Крымской войны, решающую роль играли этнические украинцы — моряки и солдаты. Под стать этой статье были и многие другие; все это производит удручающее впечатление. А чего стоит недавнее сообщение о том, что якобы украинские власти хотят переименовать Севастополь в Севастомiсто, Симферополь — в Симфеpомiстo и т. д. Надеюсь, что до такой несусветной глупости дело не дойдет, но кто знает? Ведь после того как в момент распада Советского Союза оба типа украинского национализма объединились и мгновенно перекрасившиеся в «жовто-блакитные» цвета коммунисты перехватили у Руха знамя «незалежности», галицийские «самостийники» совершенно распоясались.
С одной стороны, делаются невероятно глупые, абсурдные и смехотворные вещи — взять хотя бы ту же историю с Севастополем. В украинских газетах, которые я читал в Гарварде, я нашел забавную историю о состоявшемся в Киеве первом украинском «конкурсе красуль» (красавиц). Девушкам, как известно, полагается, помимо появления в вечерних платьях и купальниках, еще соперничать в сфере интеллекта, т. е. отвечать на вопросы. В Киеве этой части конкурса не было, и на вопрос «почему?» организатор шоу ответил: «Да ведь эти… ни слова по-украински правильно сказать не могут». Мне рассказывали, что в киевских школах ученики на уроках, естественно, говорят по-украински, а на перемене — по-русски. Тираж русскоязычных газет и журналов неизмеримо превышает тираж украинских. Да, сейчас это еще так, но, с другой стороны, кто поручится, что так и останется? А может быть, через десять-двадцать лет новое поколение будет владеть русским не лучше, чем сейчас они владеют английским? Кажется невероятным, но — подумаем, подумаем… Административный ресурс властей весьма велик, и если все время бить в одну точку, может и получиться. Уж нам ли не знать, как власть с ее мощным пропагандистским аппаратом может «промывать мозги», причесывать население под свою гребенку?
Односторонняя пропаганда, монополизировавшая средства массовой информации и систему образования, может сделать очень многое. Разговаривая — и у нас, и за рубежом — с людьми, принадлежащими к конфликтующим нациям, общностям, этническим и даже социальным группам, я всегда поражался тому, как можно одну и ту же ситуацию, одно и то же событие интерпретировать совершенно противоположным образом. Возьмем любой пограничный конфликт: каждая из сторон утверждает, что первой начала стрелять другая сторона, и люди верят в «свою» версию, а другая версия отвергается с порога — просто потому, что заранее известно: виноваты «те», они всегда врут, а наши, конечно, правы. Поразительно? Вовсе нет. Чтобы это понять, достаточно привести простой пример из совершенно иной области: футбольный матч. Сколько раз я, находясь на трибуне «Динамо» или Лужников, наблюдал такую картину: динамовец дает подножку спартаковцу, судья назначает штрафной, и половина стадиона шумно радуется («правильно!»), а другая половина орет: «Судью на мыло!» А ведь эпизод произошел у всех на глазах; в чем же дело? В том, что болельщики пришли на игру, будучи уже запрограммированными, заранее убежденными в том, что в любом столкновении «наши» всегда будут правы. Изначальная предвзятость способна опровергнуть даже то, что видишь своими глазами — что же говорить о событиях, которые мы не видим, которые развертываются за сто километров от нас, о которых мы только узнаем по радио, из официальных сообщений, преподносящих все в черно-белом цвете? Мудрено ли, что одна и та же ситуация оценивается диаметрально противоположным образом по разные стороны границы? В Пригородном районе Владикавказа, арене кровопролитных столкновений между осетинами и ингушами, я разговаривал с людьми, излагавшими мне совершенно взаимоисключающие версии недавних событий, причем одинаково убедительно, со ссылками на очевидцев, с цифрами и свидетельствами жертв…
Какое все это имеет отношение к языковой проблеме на Украине? Прямое. Ведь если человеку, начиная с детского сада, внушать, что настоящим украинцем, патриотом своей страны он может быть только, если он будет думать, говорить и читать на украинском языке, а русский — это язык чужого и недружественного государства, в прошлом угнетавшего Украину, — он вырастет однобоко ориентированным, запрограммированным человеком, уже априори недоверчивым и недружелюбным по отношению ко всему русскому. И если его еще лишить альтернативных источников информации, вообще лишить возможности выслушивать иную точку зрения по данной проблеме — образ «антимоскальски» настроенного украинского националиста будет готов, тем более что все ровесники будут обработаны таким же образом и в силу вступит обычный конформизм: кому же захочется быть «белой вороной», рисковать быть названным предателем, фальшивым украинцем. Сейчас, конечно, до этого еще далеко, ничего похожего на тоталитарную диктатуру на Украине не видно, но кто знает, что будет завтра? Та бездарная и коррумпированная власть, которую мы наблюдаем на Украине на протяжении всего постсоветского периода, может довести экономическую и социальную ситуацию в стране до такого положения, что не будет иного выхода, кроме как пустить в ход безотказное оружие борьбы с внешним врагом, от которого все беды; таким врагом сегодня может быть только Россия.
