Георгий Мирский - Жизнь в трех эпохах
Вдумаемся: в чем величие России, чем мы можем гордиться?
Я полагаю, что Россия обогатила человечество своей культурой, литературой, искусством и наукой. Этого никто не отнимет, даже если мы откажемся от того, чтобы будоражить мир глобальными державными идеями. Гений России вечен.
Те, кому этого мало, испытывают ностальгию по прошлым векам, когда российская армия маршировала по Европе. Приятно вспомнить: «От Урала до Дуная, до большой реки, колыхаясь и сверкая, движутся полки…» Да только что эта великодержавность дала народу?
Иногда кажется, что апологеты «особого пути России» просто-напросто уверены, что в нормальной жизни, в которой люди добросовестно работают, производят и потребляют, Россия все равно не догонит Запад. Так вот вам, в виде компенсации этого явного комплекса неполноценности — старая песня: мы не такие, как все, у нас особая роль и особая миссия, умом Россию не понять, у нас духовность и соборность, а не мещанские материальные заботы, нам надо возродить величие.
А кто мешает возродить это утраченное величие? Конечно, Запад со своей демократией, растлевающей и подрывающей дух русского народа. И под этим лозунгом группируются все, кому ненавистны такие ценности, как свобода, права человека, плюрализм, идея гражданского общества. Тяжелым, затхлым духом деспотизма и насилия разит от антизападных, антидемократических проповедей современных наследников славянофилов. Их идеи противоречат всему стержню российской истории, вектор которой всегда был устремлен на Запад, в Европу. Да, конечно, в русских много восточного, идущего как от Византии, так и от татаро-монгольского ига, но это не значит, что Блок был прав, утверждая: «Да, скифы мы, да, азиаты мы…» Русская культура в целом — европейская, и русские всегда тяготели к Западу, а не к Востоку, и православие, при его византийских корнях — все-таки ветвь христианства, западной в принципе религии. При всей своей давно описанной специфике Россия все же входит в ареал общей христианской, по сути своей западной, цивилизации.
А как быть с нерусскими народами федерации? В отношении большинства из них можно сказать, что между ними и русскими нет серьезных различий в сфере культуры, менталитета, духовных и бытовых интересов и предпочтений. Побывав в Татарстане уже в постсоветский период, я убедился в полной совместимости русских и татар в плане менталитета, поведения, образа жизни. Между татарами и русскими нет враждебности, антагонистических чувств, нет как комплексов превосходства, так и комплексов национальной приниженности, есть взаимное уважение, много смешанных браков, нет проблем с языком.
Вообще менталитет «постсоветского человека», унаследовавшим многие черты Homo Soveticus, очень близок или сходен во всех регионах бывшего Союза; например, молодые люди как в России, так и в других республиках федерации по своему духу, образу жизни, интересам и привычкам очень мало отличаются друг от друга.
Русская нация не сформировалась ни при самодержавии, ни при Советской власти: в дооктябрьскую эпоху не было духовно-культурного единства (вспомним опять «две России»), а в советские времена такого рода единство возникло (была осуществлена нивелировка общества, устранена разница между «низами» и «верхами», так что духовные ценности, интересы, вкусы колхозно-заводского «работяги» и цековского сановника были практически одинаковы — ведь номенклатурщики действительно были выходцами из народа), но оно не основывалось на этническом и национальном самосознании, а было растворено в широкой и аморфной общности («советский народ»). Теперь эта нация может сформироваться либо как русская (этническая), либо как российская (гражданская). В рамках гражданской нации татары, чуваши, коми или осетины вполне могут не ощущать своей «инаковости», а напротив, сознавать общность судьбы с русским этносом, ту именно общность, без которой невозможно становление нации. Но базой для такого развития может быть только гражданское общество, немыслимое, в свою очередь, без укоренения демократических начал. Авторитаризм в условиях России почти неизбежно ведет к этнократии с пагубными последствиями как для русских, так и для прочих народов нашей общей земли — Российской Федерации.
Гипотетический авторитарный или диктаторский режим в России, помимо обязательного для него лозунга «наведения порядка», будет стремиться воодушевить народ идеей державного величия. На какой основе? При царе такой основой были традиции православия и самодержавия, при большевиках — социальная утопия коммунизма. Наша новая диктатура уже не будет иметь таких ресурсов — ни религиозно-монархических традиций, ни социально-утопических уравнительных идеалов. Это будет холостая, лишенная стержня и недолговечная диктатура, но бед она успеет натворить немало.
Вот на такие мысли навело меня услышанное в Нью-Йорке известие о победе националистов на выборах в России.
Ирландцы и британцы, украинцы и казахи
Я еду на такси из аэропорта Белфаст в Лондондерри.
Таксист — ирландец, католик, это видно с первой же секунды, вместо «Лондондерри» он говорит «Дерри». Я спрашиваю его: «Мне интересно: вот вы ирландец, не англичанин, но ощущаете ли вы себя британцем?» Он решительно отвечает: «Нет». Тот же вопрос я задаю в гостинице в Дерри обслуживающему персоналу; ответ абсолютно аналогичный: «Мы ирландцы, не британцы, понятие «Великобритания» для нас чужое, королева — не наш символ. Если бы был референдум, мы единодушно проголосовали бы за присоединение к республике (Ирландии)». Они знают, что референдума не будет, и если бы даже он состоялся, это ничего бы не изменило, поскольку большинство в Северной Ирландии составляют протестанты («лоялисты»), а не католики («юнионисты»); кстати, название «Ольстер» употребляют только протестанты. Они знают, что государство, к которому они страстно желали присоединиться в течение многих десятилетий — Республика Ирландия — официально отказалась от идеи воссоединения, «кинула» их. Они, юнионисты, обречены жить в Великобритании.
В Дерри почти все жители — католики, особых проблем нет, но вот в Белфасте смешанное население. Странное впечатление производит этот красивый современный город, богатый и оживленный: все вроде бы как и везде в Западной Европе, но вот при входе в супермаркет — контроль, проверка, как в аэропортах, а на перекрестках патрули британской армии в камуфляже; я собрался было однажды их сфотографировать, но мой спутник мягко взял меня за руку: «Не думаю, что это была бы хорошая идея», — сказал он в типично британском духе. Меня провезли по кварталу, где стены домов покрыты надписями «ИРА победит», хотя, конечно, активистов Ирландской республиканской армии я не видел. На «католической» улице позади тыльной части всех домов — стена, отделяющая их от тыльной стороны домов, стоящих на параллельной «протестантской» улице. На работе все трудятся вместе, и в университетских классах сидят рядом студенты, принадлежащие к обеим общинам, но потом идут домой или в места увеселения отдельными компаниями. Полное взаимное отчуждение. Две нации. При этом все говорят на одном и том же языке, и не только в Северной Ирландии, но и в республике, куда мне посчастливилось заглянуть на один день: надписи на улицах на обоих языках, английском и гэльском, но слышать довелось только английскую речь. Таким образом, общность языка ничего не значит, впрочем, как, например, и в бывшей Югославии, где и сербы, и хорваты, и босняки, совсем недавно безжалостно убивавшие друг друга, говорят на одном языке, или в Ливане, где ненавидящие мусульман христиане-марониты говорят, как и те, по-арабски. Значит, все дело в религии? Тоже вовсе не обязательно: франкоязычные канадцы, по крайней мере значительная часть их, стремятся выйти из состава Канады отнюдь не из религиозных побуждений; иракские курды — такие же мусульмане, как и арабы, но ощущают себя совершенно отдельной нацией и рвутся прочь от багдадской власти из последних сил. А если подумать о чехах и словаках — между ними вообще и языковые, и религиозные различия минимальны. Иначе говоря, существуют общности, общины, чувствующие себя иными или даже вообще чужими, в рамках того государства, в котором они проживают. Эти общности сами себя считают нациями; можно их назвать квазинациями, но от этого ничего не меняется. Главное — это осознание «общей судьбы», общая культура и менталитет.
