Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
– Вот беда, что мои с Маешкой пути не лежат через Пятигорск!
– А куда вы теперь? – поинтересовалась Наташа Мартынова.
– Для начала – в Ставрополь, а затем, скорее всего, в Дагестан, ловить Шамиля. Наши командиры нынче в крепости Темир-хан-Шура.
– Там опасно? – спросила Юлия.
Лермонтов ответил:
– Ну, чуть-чуть опаснее, нежели в Пятигорске.
Все весело рассмеялись его шутке, вызванной наивным вопросом девушки.
– Коля наш тоже в Пятигорске, – сообщила Наташа. – Он ушел в отставку в звании майора, но скучает без службы и не исключает возможности вновь пойти в армию.
– Ах, как хочется в Пятигорск! – вздохнул Монго.
– А нельзя ли вам поехать в Дагестан через Пятигорск? – задала еще один наивный вопрос Юлия.
– Это вряд ли. Да и не успеем, нам задерживаться не след.
Михаил заметил задумчиво:
– Коли взять медицинское свидетельство о болезни, можно и подзадержаться…
Но Столыпин вдруг озлился.
– Хватит липовых свидетельств, Маешка. В Петербурге брал и теперь на Кавказе хочешь?
– Что с того? – Он взглянул на родича иронически. – Ты соскучился по саблям и пулям Шамиля? Жаждешь их отведать пораньше?
Тот всплеснул руками.
– Нет, одно из двух: или мы служим, или не служим. Если служим, то должны без заминок следовать в штаб. Если едем на Кавказ развлекаться, можно в Пятигорск хоть на целое лето.
– Да, на лето с нами! – запрыгала, как маленькая девочка, Юлия. – Будет так чудесно! Мы, и Коленька, и вы оба. Вместе повеселимся.
Лермонтов начал откровенно подтрунивать.
– Соглашайся, Монго. Барышни просят. Огорчать женщин – грех.
– Знаю, что грех, и всем сердцем стремлюсь с ними в Пятигорск. Но на свете есть долг. В том числе и воинский. Я, как капитан, старший по званию, отдаю тебе приказание: завтра же покинуть Москву.
– Ты, конечно, старше меня по званию, но не мой непосредственный начальник. И приказы твои на меня не распространяются. Можешь завтра ехать, коли так хочется. Я поеду позже.
– Я подам на тебя рапо́рт.
– Это выйдет забавно: дядя доносит начальству на племянника. Все умрут от смеха.
Монго огрызнулся:
– Кроме тебя, Маешка. Ты пойдешь под суд как дезертир.
В спор вмешалась Наташа Мартынова.
– Господа, хватит этих разговоров. Точно петухи. Что вам вздумалось, право? Сможете приехать – приедете, будем только рады. А не сможете – станем за вас молиться.
Пили чай, болтали, но Столыпин вскоре заторопился: завтра надо ехать. Лермонтов не выдержал и вспылил:
– Да иди ты к черту, болван! Поезжай к свиньям! Лично я ни сегодня, ни завтра не тронусь с места.
– Пожалеешь, Маешка.
– Не пужай, пужака.
Попрощавшись, Монго, рассерженный, вышел из-за стола. Михаил просидел в гостях допоздна, сочиняя стихи барышням в альбом и играя с ними в лото. А вернувшись домой, завалился спать. Утром Андрей Иванович подал ему письмо: родич сообщал, что собрался и выехал; в Туле задержится на два-три дня, чтобы Лермонтов смог его нагнать; если нет – ссора навсегда.
– Вот кретин, – выругался поручик. – Пропил все мозги. Прямо будто шлея под хвост попала. Надо ему поставить полуштоф, сразу подобреет. – Крикнул: – Андрей Иваныч! Живо собираемся. Через час надо выезжать.
У слуги округлились глаза.
– Как же – через час, Михаил Юрьевич? Лошади не кормлены, вещи не уложены…
– Я сказал – через час! Мы должны нагнать Алексея Аркадьевича в Туле.
– Ах ты, господи, – завздыхал слуга. – С этим Алексеем Аркадьевичем просто беда… вечно все не слава богу…
4
В Ставрополе было совсем тепло, и военные ходили без шинелей. Зеленела листва, в гостинице Найтаки подавали на завтрак молодую редиску со сметаной и березовый сок в бокалах, что всех необычайно смешило. Но гостиница стояла полупустая: сослуживцы давно съехали с зимнего постоя и, должно быть, находились уже на марше в Дагестан. Следовало ехать вслед за ними.
По дороге в Шуру помирившиеся Монго и Михаил встретили в Георгиевске старого знакомого – ремонтера Борисоглебского уланского полка Магденко. Тот направлялся в Пятигорск в четырехместной коляске, с поваром и слугой, был вальяжен, нетороплив, точно после бани, и немедленно предложил друзьям ехать вместе с ним.
– Да какой Пятигорск? – вновь завелся Столыпин. – Мы имеем предписание прибыть в Шуру.
– Перестань, Монго, что за вздор ты несешь? – возразил Магденко. – Нет таких предписаний, что нельзя было бы обойти при желании. Отведу вас к знакомому доктору, он за небольшую плату выправит бумагу о необходимости излечения вам на водах.
– Сразу заболели вдвоем?
– Ну и что? Ехали вместе, простудились дорогой. Очень натурально.
– А начнут разбираться, вскроется обман, и пойдем мы под суд. Загремим в солдаты.
– Да кому это нужно – с вами разбираться? Погуляете восемь-десять дней и поскачете в свою Шуру. Там отвагой и докажете верность царю и Отечеству.
Капитан посмотрел на поручика: тот сидел с каменным лицом, словно разговор его не касался.
– Что молчишь, Маешка?
Михаил поднял глаза.
– Что тут говорить – ты давно знаешь мое мнение. Просто не хочу с тобой снова ссориться.
Заказали кахетинского, чтобы стимулировать мозговую работу. Было видно, что Столыпин сам не прочь съездить в Пятигорск, но не знает, как приличней сознаться в этом племяннику. Лермонтов помог.
– Давай кинем жребий. Решка – Пятигорск, орел – Шура. Как монетка ляжет, так и поступим.
Монго выпил, вытер пальцем усы и кивнул.
Михаил достал кошелек, вынул пятиалтынный и щелчком большого пальца подбросил в воздух.
Монета сверкнула, звонко упала на пол, покружилась мгновение и замерла решкой вверх.
– Пятигорск! – рассмеялся поручик.
– Пятигорск! – расплылся ремонтер.
– Пятигорск, – согласился капитан внешне с сожалением.
Неожиданно хлынул проливной дождь, а так как коляска Магденко была открытой, до Пятигорска добрались мокрые до нитки. Снова остановились у Найтаки (богатый грек содержал гостиницы по всему Северному Кавказу) и составили донесение коменданту, полковнику Ильяшенкову [68] . Тот послал обоих на врачебный осмотр, и необходимое освидетельствование было получено: ревматизм и признаки лихорадки. Комендант разрешил остаться для лечения в городе, тем более что Лермонтов – знаменитый поэт, о котором знают все цивилизованные люди России.
Столыпин поселился вместе с племянником в домике у подножия горы Машук. Рядом снимали комнаты их друзья – Глебов, Трубецкой, Васильчиков и Мартынов. Именно у Мартынова они и просидели, выпивая, первую ночь в Пятигорске.
5
...«Дорогой Миша.
Получила твое письмо при посредничестве Додо. Слава богу, ты в Пятигорске, вдалеке от военных действий. Поправляй здоровье, береги себя и, пожалуйста, не заглядывайся на хорошеньких барышень – стану ревновать. Летом Рора собирается за границу – хочет вывезти сына на море, я, возможно, поеду вместе с ними. Мой супруг не против. Понимает, что главная моя цель – Стокгольм, где живет наша Машенька, и не возражает. Мы давно охладели друг к другу, и семья у нас только для приличия. А тем более у него пассия в Москве. Ах, не будем о неприятном. Жду твоих новых писем. Если Додо тоже соберется покинуть Петербург на лето, переписка будет осложнена, ну да ничего, лето пролетит быстро. Остаюсь любящей тебя безгранично – твоя Э.».
