Борис Костин - Скобелев
Очевидно, по совету Аксакова Скобелев стал прощупывать почву в различных общественных слоях. Поражает интенсивность контактов генерала с людьми, кровно заинтересованными в преобразованиях. В числе их оказался и П. Л. Лавров. В 1882 году во время пребывания в Париже Скобелев пытался добиться встречи с Лавровым. Однако теоретик народничества решительно отказался от свидания, сославшись на то, что ему не о чем говорить с генералом Скобелевым. Оторванный на долгие годы от Родины, он, по всей видимости, не смог оценить той силы, которую представлял Скобелев в русском обществе. Не имел он представления и о взглядах Скобелева.
Если в понимании необходимости просвещения в позициях Лаврова и Скобелева имелись точки соприкосновения, то их взгляды на пути обновления России разделяла огромная пропасть. Скобелев выражал свои мысли более чем ясно: «Правительство отжило свой век, но бессильное извне, оно также бессильное и внутри. Что может его низвергнуть? Конституционалисты? Они слишком слабы. Революционеры? Они также не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила – армия, и в ее руках судьба России. Но армия не может подняться только как масса, а на это ее может двинуть лишь такая личность, которая известна каждому солдату, которая окружена славой сверхгероя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только в армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть только провозглашение войны немцам и объединение славян. Этот лозунг сделает популярной войну в обществе».
В высказывании сквозил намек на военную диктатуру. Имел ли в виду Скобелев себя, когда говорил о личности, способной повести армию за собой? Одно можно утвердительно сказать, что как у военного желание вновь окунуться в сражения жило в Скобелеве постоянно и об этом он часто говорил в кругу знакомых.
Несостоявшийся визит к Лаврову мало огорчил Скобелева, и он, с присущей ему настойчивостью, стал добиваться встречи с М. Т. Лорис-Меликовым, бывшим министром в правление Александра II. Скобелев явно был раздосадован приемом Александра III и, не сдерживая себя, выплеснул обиду:
– Он меня даже не посадил! Знаете что: дальше так идти нельзя... Все, что вы прикажете, я буду делать беспрекословно, я пойду на все. Я не сдам корпуса – а там все млеют, смотря на меня, и пойдут за мной всюду. Я ему устрою так, что если он придет смотреть 4-й корпус, то на его «здорово, ребята!» будет ответом гробовое молчание. Я готов на всякие жертвы...
Лорис-Меликов был изрядно напуган такой откровенной и пылкой речью и несколько позднее записал в своем дневнике, что Скобелев – человек, совершенно лишенный убеждений, и не в меру подвержен лишь собственным эмоциям и амбициям. Ошибался-таки отставной государственный деятель. Скобелев был до чрезвычайности хитер и расточал весь свой жар, проверяя реакцию на его слова человека, стоявшего у истоков мысли о конституционном устройстве России. Скобелев прекратил обивать пороги либералов – их разобщенность и слабость были слишком очевидны.
А вот в среде военачальников Скобелев мог не утруждать себя в выборе слов. В противоположность Александру III, не имевшему у генералитета особого признания, Скобелев пользовался у боевых соратников безграничным доверием и авторитетом. Барон Н. Врангель записал рассказ генерала Дохтурова о товарищеском застолье, которое он устроил у себя на квартире. Воронцов-Дашков, Черевин, Драгомиров, Щербатов и другие не могли обойти молчанием военные способности Александра III. Вспомнили Балканскую кампанию, Рущукский отряд, который едва не погубил цесаревич; одним словом, отзывы о Хозяине были не особенно лестными. Присутствующие сошлись на той мысли, что самодержавие роет себе могилу.
Но, пожалуй, резче всего это суждение звучало в устах Скобелева.
– Пусть себе толкуют! – сказал он Дохтурову, когда гости разошлись. – Слыхали уже эту песнь! А все-таки в конце концов вся их лавочка полетит вверх тормашками.
– Полетят, полетят, – ответил Дохтуров,– но радоваться этому едва ли приходится. Что мы с тобой полетим с ними, еще полбеды, а того и смотри, Россия полетит...
– Вздор, – прервал Скобелев, – династии меняются или исчезают, а нации бессмертны...
Механизм коренных преобразований виделся Скобелеву таким: «В революциях... стратегическую обстановку подготовляют политики, а нам, военным, в случае чего, предстоять будет одна тактическая задача. А вопросы тактики... не предрешаются, а решаются во время самого боя...»
Без сомнения, отзвук подобных высказываний чрезвычайно популярного генерала доходил до резиденции императора.
С. М. Степняк-Кравчинский писал: «Говорили, что либо в это время или несколько позднее смелый план дворцовой революции был задуман генералом Скобелевым». Так высочайшее нравственное мужество и искренняя тревога за судьбу Отечества и бесспорный всероссийский авторитет «белого генерала» вступили в противоречия, а следовательно, в незримую борьбу с власть предержащими. М. Вогю дополняет эту мысль: «Весь обезумевший Петербург только и твердит о нем (о Скобелеве. – Б. К.) как о искателе с династическими притязаниями». Последние слова экзальтированного француза далеки от истины, но способность Скобелева возглавить антиправительственное движение сомнению не подлежит.
В Москве и Петербурге прошел слух, что на коронации Александра III непременно случится переворот. Возглавит его Скобелев, которому суждено взойти на российский престол под именем Михаила III. Но среди приглашенных на церемонию Скобелева не оказалось, и верхи вздохнули с облегчением.
В конце января 1882 года Скобелев приехал в Петербург и принял участие в торжествах, устроенных по случаю первой годовщины взятия Геок-Тепе. Официальные власти отмахнулись от действа, а вот соратники Скобелева потрудились на славу и придали ему головокружительный размах. Завершал торжества банкет. И тут Скобелев преподнес сюрприз. На банкете присутствовало с десятка два корреспондентов видных российских и иностранных газет. Они приготовили перья и стали записывать речь Скобелева.
«Белый генерал» вспомнил славные дела, боевых товарищей, дал оценку совершенному год назад и, взяв в руки стакан с водой, дабы его слова не отнесли к бреду пьяного человека, сказал: «...Опыт последних лет убедил нас, что если русский человек случайно вспомнит, что он благодаря истории все-таки принадлежит к народу великому и сильному, если, Боже сохрани, тот же человек случайно вспомнит, что русский народ составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым, тогда в среде доморощенных и заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования, что этот русский человек находится лишь под влиянием причин ненормальных, под влиянием каких-либо вакханалий... Престранное это дело, и почему нашим обществом овладевает какая-то странная робость, когда мы коснемся вопроса для русского сердца вполне законного, являющегося результатом всей нашей тысячелетней истории». Завершил Скобелев речь такими словами: «Сердце болезненно щемится. Но великим утешением для нас вера и сила исторического призвания России».
