Оливер Харрис - Письма Уильяма Берроуза
Кажется, я писал тебе, что местные начинают борзеть? […] Время принимать ответные меры. Полиция на фиг не годна: в любой заварухе арабские легавые открыто принимают сторону, противную европейцам, американцам. Несколько гомосеков уже получили послания с приказом выметаться из города — каждое подписано: «Красная длань». (Мне, правда, ничего не приходило). Как обычно, сошлись пуританизм и национализм, образовав на редкость гадючую смесь.
Представление на тему «Распад личности»: я только что вмазался, что далось нелегко (вен почти не осталось): сначала целовал вену, назвав «маленьким иглососом», потом еще сюсюкался с ней.
Ты не читал, как в Эквадоре индейцы аука замочили пятерых миссионеров? Мне с аука надо непременно сконтачиться. Буду первым, кто с ними сошелся. Можно сбросить на индейцев с самолета бочонки барбитуратов — пусть нажрутся лекарств и впадут в зависимость. Представь: прихожу к ним, а они все на кумарах и просят: «Лекарства нам! Быстро! Целую гору!»
При трупах миссионеров нашли пленки; ребята повстречались с группой индейцев и подумали, что их приняли. Успели передать последнюю радиограмму: «Есть контакт с группой аука». На фотографиях индейцы — привлекательные обнаженные люди. Насчет гибели миссионеров печалиться не стоит. Они были сущей чумой: питались убедить местных не жевать листья коки, не принимать яхе и не пить самогон. В общем, миссионеры старой, никуда негодной закалки. Встречал я таких в Южной Америке: уроды, все как один. Тупые уроды, пытавшиеся учить индейцев распевать гнусные протестантские гимны. Отец одного из убитых миссионеров (их, к слову, всех почти проткнули копьями; одного зарубили мачете, который миссионеры сами же и вручили индейцам в подарок), узнав о гибели сына, загадочно отметил: «Господь не ошибается».
Фотографию копов в женских платьях, которую ты мне прислал, я уже видел в местной испанской газете. Издание, кстати, неплохое, только, как и всякая другая газета в Испании, под жестким контролем правительства Франко. Посему ни один выпуск не обходится без описания прелестей их системы.
Посылаю тебе картинку — я ее от балды нарисовал, просто водил карандашом по бумаге, и получилось нечто вроде бы живое. Называется «Слепой рот». (В детстве я верил, будто мы видим ртом, но брат сказал: нет, глазами. Я тогда закрыл глаза, и понял: он прав.)
Я так и не отписал Джеку, надо исправить ошибку.
Шутка для Мильтона Берля: Иисус, когда родился, таки порвал маме целку.
Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
[Танжер]
14 марта 1956 г.
Дорогой Аллен!
Забрал твое письмо от двадцать шестого февраля.
Написал отец: велит обождать, пока он не устроит меня в санаторий. Я же хочу поехать туда и узнать, нельзя ли подлечиться бесплатно. (Сегодня фишка такая: урвать халяву где только можно.) Боюсь, правда, что приеду в Лондон и зависну там без джанка и без места в лечебке. В Англии наркам выдают рецепты на джанк, но прокатит ли то же для иностранца? Здесь, в Танжере, есть английский врач, попробую у него разузнать. Вряд ли британцы будут рады нарку из-за границы и вряд ли поспешат выдать рецепт на джанк. Quien sabe?
Сидя и гадая, стоит ехать или остаться, и. впал в подобие психоза сомнения; жду знака, который подсказал бы решение. Видит бог, отец не должен тратить попусту деньги, ведь те же деньги трачу и я. Тем более надо слезать с этой страшной синтетической дряни.
Ничего из этого материала я прежде не видел. В предыдущем письме его не было. Неудивительно, что твоя поэма [341] будоражит. Говорю же: она — лучший пример твоей большой формы. Отрывок «Мы с тобой в Рокленде» великолепен, трогает. Мне особенно нравится строфа, в которой есть «звездно-полосатый удар милосердия».
Я задремал, и мне привиделся сон: по пыльной Мексиканской дороге бежит мальчик, а за ним на велике несется похотливо вопящий легавый. В стороне течет река, по берегам растут деревья; на той стороне реки — город.
Часть «Молох» [342] отлична. Куда она точно относится? Как только поэму напечатают полностью, обязательно вышли мне экземпляр. Ее ведь «Крэйзи лайтс» [343] готовит к публикации? Она — чуть ли не апогей твоего творчества или же финал одного из этапов твоего развития как поэта. Куда дальше направишься?
Ночью видел долгий сон о тебе, как будто мы с тобой в Иностранном легионе и как будто нас забросили в Россию. Я спросил у тебя, сколько мы прослужили, ты ответил: «Полтора года». И я застонал, ведь нам оставалось еще три с половиной…
Отправляю тебе до кучи несколько зарисовок и с ними — слегка дополненную версию зарисовки «Рождение монстра». Думаю, сойдет для «Блэк маунтин» [344]. Лучше, наверное, было сбагрить им какую-нибудь зарисовку и «Сон яхе» (про кафе встреч), скажем, «Бабуиновый егерь». Однако решать тебе, можешь и первую часть «Интерзоны» предложить… Аллен, смотри сам. Ну ладно, надо отнести письмо на почту.
Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Танжер
16 апреля 1956 г.
Дорогой Аллен!
Еду в Англию, наконец! Во вторник отправляюсь на встречу с доктором Макклеем, в Лондоне. Адрес — как всегда у англичан — просто невероятен: Куинз-Гейт-плейс. Движуха пошла. Как только я отправил письмо тебе, пришло пятьсот баксов от отца. Хватит выплатить долги и улететь в Англию. И еще: в аптеках полно препаратов, так что можно устроить себе комфортный, спокойный соскок, а не лететь на кумарах с десятью баксами в кармане.
Возможно, неудачи двух последних лет не случайны и посланы, чтобы показать: джанк губителен, и если я хочу чего-то добиться, надо избавиться от него. Никаких «последний раз вмажусь». Нет джанку в любой его форме.
[…] Интересного сказать нечего, пишу только, чтобы ты знал: дела у меня стронулись с мертвой точки. Сейчас, до отъезда, надо отнести это письмо на почту.
Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Пиши мне по адресу: Англия, Лондон, SW3, Эджертон-гарденз, 44
8 мая 1956г.
Дорогой Аллен!
Мне по-прежнему хуево. Заснуть получается только к рассвету, на час или два. Могу пройти пешком сотни миль, пока ноги не подкосятся от усталости, и все равно не усну. Секс? Какой на хер секс?! От одной мысли страшно становится… Вчера сходил на жуткую гей-вечеринку, где меня принялся мацать и делать намеки член парламента, либерал. Говорю ему: «Я сейчас и Ганимеда отшил бы, что уж о тебе говорить» [345]. (Самому либералу — под полтос.)
Я ни в одном глазу. Ни коды, ни болеутоляющих, вообще ничего. Даже снотворного не глотаю. Твердо решил: брошу наркотики. Сдохну, но брошу.
