Валентина Мирошникова - 100 знаменитых судебных процессов
Эмиль Бенаму решил действовать без проволочек. Он выехал на задержание Чеслава Боярского без санкции прокурора на обыск жилища подозреваемого. Боярский находился в это время дома и сам открыл дверь полиции. Полицейские, не прислушиваясь к его протесту, изъяли дипломат, в котором находились пачки стофранковых банкнот. Деньги тут же были переданы на экспертизу, а сам Чеслав Боярский арестован.
18 января 1964 года стало известно, что деньги, изъятые в доме Боярского, настоящие, и в доме никаких следов типографских работ не обнаружено. Но, несмотря на это, ни один из арестованных не был отпущен на свободу, к тому же все подозреваемые постоянно подвергались допросам с пристрастием.
Чеслав Боярский родился в 1912 году в г. Ланцуг на западе Российской империи. В конце 1920-х годов он поступил в Политехнический техникум во Львове, где изучал политэкономию, а затем переехал в Германию. Там в Данцингском университете Боярский закончил архитектурный факультет. В сентябре 1939 года после разгрома польских войск фашистской Германией он бежал во Францию, где всю войну сражался против фашистов. В 1945 году Чеслав Боярский легализовался во Франции как участник движения Сопротивления.
После войны Боярский занялся изобретательской деятельностью. Он запатентовал множество интересных оригинальных устройств и механизмов: экономичные электробритвы, насосы для поливки газонов, хлеборезки, офисные машинки для уничтожения бумаг и т. д. Но ни одно из его изобретений не нашло своего покупателя. Зато через 6 лет талантливый конструктор смог открыть солидный счет в швейцарском банке, выплатить все долги и жениться на молодой француженке из состоятельной семьи. Однако вскоре швейцарский банк лопнул. С 1950 года Чеслав Боярский вел переписку с банком, надеясь спасти хотя бы часть своих сбережений. Именно эти письма, обнаруженные Эмилем Бенаму, послужили основной причиной для дальнейших допросов. Следствие пришло к выводу, что у подозреваемого был постоянный источник доходов, приносивший год от года все большую прибыль. При этом ни одного способа честно заработать подозреваемый так полиции и не назвал.
В конце января 1964 года Антуан Довгье вступил в сговор со следствием и, получив гарантию прокуратуры по ст. 138 Уголовного кодекса, что обвинение на суде не будет требовать для него лишения свободы, дал подробные показания о деятельности преступной группы. Довгье заявил, что изготовителем поддельных купюр являлся Чеслав Боярский. Но даже получив достоверные показания, полиция так и не смогла добиться признания главного подозреваемого. К тому же следователи убедились в том, что ни жена, ни родственники не подозревали о преступной деятельности Чеслава.
Эмиль Бенаму, изучая документацию, обратил внимание на то, что автором проекта дома в Монжироне был сам Боярский — дипломированный архитектор. Поэтому он заподозрил, что в доме существует тайное помещение, где и расположена типография фальшивомонетчиков. Комиссар основательно подготовился к повторному обыску. Он даже получил специальное разрешение на разборку дома Боярского, решив, что придется разбивать несущие стены. Типографию удалось найти, сорвав полы на первом этаже. Узкая лестница, замурованная прямо в толще несущей стены, вела из кабинета на первом этаже в подземное помещение. После того как типография была обнаружена, Чеслав Боярский начал давать показания.
Именно в этой комнатушке площадью всего 6 м2 знаменитый фальшивомонетчик сумел воспроизвести весь технологический процесс производства банкнот: от изготовления бумаги до искусственного старения. Свою преступную деятельность он начал в 1948 году, купив за 200 франков старое биде, из которого изготовил мельницу, превращающую денежные купюры в пыль. Очень быстро Чеслав Боярский научился получать денежную бумагу из однофранковых банкнот, занявшись затем изучением денежных красок. Напечатанные деньги он подвергал искусственному старению: стирал их в сепараторе, жарил в специальной печке и мял в мешочке с бытовой пылью.
Первая купюра была изготовлена на Рождество 1950 года. Проработав четыре года и добившись материальной независимости, фальшивомонетчик решил оставить свой бизнес. С 1954-го по 1957 год он занимался только изобретательской деятельностью, но, потерпев фиаско на этом поприще, вернулся к преступному промыслу.
В апреле 1964 года был проведен следственный эксперимент, во время которого Чеслав Боярский продемонстрировал все этапы изготовления фальшивых денег. После этого Министерство внутренних дел Франции выдало официальное разрешение на ознакомление прессы с материалами следствия. На долгих два года Боярский приковал к себе внимание журналистов. Газеты разделились на два враждующих лагеря. Одни сочувствовали одаренному ученому, так и не нашедшему признания. «Художник, маг, гений, само лукавство», — так твердила о нем газета «Юманите». Корреспондент «Монд» писал об «удивительных необыкновенных способностях, считая Боярского самым оригинальным фальшивомонетчиком своего времени. Американский журнал «Тайм» рассказывал о фальшивых деньгах Боярского: «Это была настолько чистая работа, что даже во Франции, где производится 80 % всех фальшивых денег, он заслуживает славы Леонардо да Винчи». Другие считали Боярского предателем и лицемером, черной неблагодарностью отплатившим обществу, спасшему его от «коммунистического рая». Они окрестили знаменитого фальшивомонетчика «негодяем в превосходной степени».
В 1965 году Чеслав Боярский попал в тюремную больницу. Врачи поставили ему страшный диагноз: туберкулез и рак костного мозга.
Фальшивомонетчик отказался от операции, не желая оставаться инвалидом в тюрьме. Поэтому полиция предприняла максимум усилий, чтобы ускорить следствие и передать Боярского под суд, пока это еще было возможно.
12 мая 1965 года начался судебный процесс над Чеславом Боярским. Сторону обвинения представлял прокурор Шарасс. Его поддержал президент адвокатской полиции Парижа Шресте, который представлял на суде Банк Франции. Защитниками Боярского были адвокаты Тиссадр и Дебре. Вел процесс судья Перес, а вердикт по делу Чеслава должны были вынести десять присяжных заседателей.
Накануне суда известный фальшивомонетчик обратился во Французский банк с официальным сообщением о том, что изобрел особенную денежную бумагу, которую невозможно будет подделать в будущем. Он надеялся получить от властей предложение о сотрудничестве, решив пойти на внесудебный договор. Но банк отказался от его услуг, вынудив адвокатов обвиняемого под угрозой снятия их с процесса дать подписку о неразглашении этого эпизода в суде.
Во время судебного заседания Боярский признал себя виновным частично, Довгье — полностью, а Шувалов вовсе не признал свою вину. Французский банк оценил прямой ущерб от деятельности группы Боярского в 1,1 млн новых франков, а общий ущерб — в 3,6 млн франков. Но реальное количество выпущенных фальшивомонетчиками денег так и не было установлено, потому что сам Боярский отказался сотрудничать со следствием.
В ходе судебного заседания судья Перес часто опускался до оскорблений в адрес подсудимого, на которые обратили внимание журналисты, присутствующие на процессе. Когда Боярский попытался рассказать о своих изобретениях, судья перебил его: «Вам не вменяются в вину изобретения, которые никому не пригодились. Это не преступление, а всего лишь ваше дилетантство». Кроме того, председатель суда очень часто допускал оговорки, послужившие материалом для разгромных статей, посвященных процессу. Так, например, в первый же день он спросил у подсудимого: «Бывает, люди решаются на воровство, даже на убийство, но почему вы предпочли фальшивые деньги?» Следуя логике судьи, преступление против Французского банка было даже большим злом, чем убийство.
Судья Перес все время стремился расставить обвиняемому ловушки, задавая каверзные вопросы: «Скажите, обвиняемый, вам никогда не приходила в голову мысль подыскать себе работу?» Боярский, понимая, что его провоцируют, стремился отвечать искренне: «Господин председатель, я запер себя в башне из слоновой кости и хотел сделать что-то своими руками. Я знал, что мои дети будут презирать меня, если я не смогу накормить их. Я знал, что занимаюсь противозаконными действиями. Я сам писал это на своих банкнотах. Я испытывал страх, но знал также, что никому конкретно я не наношу вреда. Во Львове я слушал лекции старого профессора. Он рассказывал, что видел своими глазами, как сыновья богатых родителей прикуривали от сторублевых ассигнаций. Профессор говорил, что тот, кто сжигает деньги, чтобы от них прикурить, наносит вред государству. Банкноты, находящиеся в обращении, приносят всем только прибыль». На это Перес заявил: «Значит, надо направлять в обращение как можно больше денег? Но это же неразумно, даже смешно. Хотя нет — это теория инфляции. Обвиняемый только хотел оказать государству услугу».
