Гевара Че - Эпизоды революционной войны
После проведенного нами вторжения в провинцию Лас-Вильяс я приказал Лидии, чтобы она прибыла ко мне с целью использования ее для установления связи с Гаваной и главным командованием Повстанческой армии в Сьерра-Маэстре. Спустя некоторое время мы получили письмо Лидии, в котором она сообщала, что достала мне щенка и что в следующий раз она обязательно привезет его мне в подарок. Но этой последней поездки Лидии и Клодомире совершить не пришлось. Вскоре я узнал, что из-за трусости одного человека, опозорившего высокое звание бойца революционной армии, была обнаружена группа наших людей, среди которых находились Лидия и Клодомира. Все они защищались до последней капли крови. Раненую Лидию захватили в плен и куда-то увезли. Тела Лидии и Клодомиры обнаружить не удалось. Они спят вечным сном где-нибудь, несомненно, рядом, как и вместе сражались в последние дни великой битвы за свободу.
Возможно, когда-нибудь будут найдены их останки на этом огромном кладбище, в которое был превращен тогда весь наш остров. Что касается Повстанческой армии, то среди тех, кто сражался и жертвовал собой в те тяжелые времена, всегда будет жить память о двух бесстрашных женщинах, которые своей будничной самоотверженной работой обеспечивали нам связь со всей страной. Для каждого из нас, кто находился в составе 1-го фронта, и лично для меня имя Лидии имеет особое значение. Поэтому сегодня я посвящаю эти строки воспоминаний ей, отдавая тем самым скромную дань памяти тысяч революционеров, погибших за то, чтобы свобода пришла на наш остров.
Эль Патохо
Несколько дней тому назад в телеграмме о событиях в Гватемале сообщалось о гибели нескольких патриотов, среди которых был указан Хулио Роберто Касерас Валье. В обстановке тяжелой революционной борьбы, классовых битв, сотрясающих весь континент, смерть участвующих в них борцов стала обыденным явлением. Но когда уходит из жизни близкий друг и товарищ, который делил с тобой и горе и радость, его смерть всегда вызывает чувство щемящей боли. А кто знал Хулио Роберто, тот всегда скажет, что он был замечательным другом и товарищем.
Был он небольшого роста и не отличался особой физической силой. Именно поэтому мы звали его Эль Патохо, что на гватемальском наречии означает "мальчуган". Находясь в Мексике и узнав о разрабатывавшемся Фиделем плане, Эль Патохо попросил, чтобы его добровольцем зачислили в отряд. Но Фидель не хотел привлекать еще одного иностранца к этому делу, в котором я был удостоен чести участвовать. Спустя несколько дней после победы революции на Кубе Эль Патохо продал все свое немудреное имущество и с небольшим чемоданчиком явился ко мне. Он работал на разных должностях в государственном аппарате, став под конец начальником отдела кадров в управлении механизации Национального института аграрной реформы. Но никогда он не был удовлетворен своей работой. Его мысли занимало другое, он жаждал освобождения своей родины. В нем, как и во всех нас, произошла глубокая перемена: из забитого паренька, каким он был, когда покидал Гватемалу, который не мог даже внятно объяснить причины поражения революции в своей стране, Эль Патохо превратился в зрелого революционера.
Первое мое знакомство с ним состоялось в поезде по пути из Гватемалы спустя два месяца после свержения президента Арбенса. Мы добирались тогда вместе до населенного пункта Тапачула, откуда должны были перебраться в Мексику. Эль Патохо был на несколько лет моложе меня, но, несмотря на это, у нас с ним сразу завязалась прочная дружба. Вместе мы добрались из района Чиапаса до мексиканской столицы, вместе противостояли там ударам судьбы, оба с пустыми карманами, оба подавленные, оба вынужденные зарабатывать себе на жизнь в окружении безразличия, если не сказать - враждебности.
У Патохо вообще не было ни гроша. На имевшуюся у меня небольшую сумму денег мы купили фотоаппарат и добывали себе хлеб тем, что фотографировали, стараясь быть незамеченными полицией, разные виды в парках и продавали фотокарточки, которые печатали в маленькой лаборатории одного мексиканца, ставшего нашим компаньоном. За это время мы досконально изучили весь город, облазили его вдоль и поперек, гоняясь за покупателями и уговаривая их не поскупиться одним песо за какую-нибудь дрянную фотокарточку с изображением ребенка, которого мы расхваливали на все лады, убеждая, что он вышел превосходно, и что поэтому, мол, стоило истратить деньги на такую чудесную малютку. Так мы продержались несколько месяцев, но затем наши пути разошлись: я уже говорил, что Фидель не хотел его брать с собой, но не по причине какого-либо его личного недостатка, а потому, что не хотел, чтобы в готовившейся группе были представители многих национальностей.
Эль Патохо остался в Мехико, занимался журналистикой, изучал физику в столичном университете, затем бросил учебу, вновь вернулся к журналистике, в которой, кстати сказать, многого не достиг. Ему пришлось не раз менять профессию в поисках заработка. Но, находясь в самых затруднительных положениях, он никогда не обращался ко мне с какой-либо просьбой. Даже сейчас не могу понять почему: то ли не давала ему это сделать его чрезмерная скромность, то ли излишняя гордость, которая не позволяла ему признать свои некоторые личные затруднения, чтобы обратиться к другу а помощью.
Эль Патохо был человеком по натуре скрытным, но в то же время глубоко эмоциональным. И отличался большой культурой и широтой знаний, постоянно работал над собой. Став членом Гватемальской партии труда, он посвятил себя целиком служению своему народу и вырос в крупного революционного деятеля. От его вспыльчивости и чрезмерной гордости прошлых лет не осталось и следа: революционная борьба делает людей чище, лучше, освобождая их от всего наносного, подобно опытному земледельцу, который, ухаживая за растением, заглушает в нем вредные и развивает полезные свойства.
После приезда на Кубу Эль Патохо жил почти все время в одном доме со мной, как и подобает старому другу. Но в новых условиях жизни нам обоим было трудно поддерживать друг с другом наши прежние отношения. Он многого недоговаривал, а я, видя как он усердно зубрит какой-нибудь диалект своей страны, догадывался о том, к чему он готовится. И однажды Эль Патохо сказал мне, что он уезжает, что час настал и ему надо выполнить свой долг.
Эль Патохо не имел военной подготовки, но он считал, что его обязанность состоит в том, чтобы с оружием в руках драться за свободу на своей порабощенной родине и повторить в какой-то степени пример нашей борьбы.
Перед его отъездом у меня состоялся с ним длинный разговор - один из немногих за все время его пребывания на Кубе. Под конец я ограничился тем, что по-дружески дал ему три совета относительно его будущих действий на начальном этапе: постоянно находиться с людьми в движении, постоянно все подвергать сомнению, постоянно быть начеку.
