Михаил Задорнов - Записки усталого романтика
Я представляю, какой эффект произвело мое поздравление на тех, кто включил телевизоры, чтобы по традиции послушать: что скажет главный? Многие в тот день спорили, кто все-таки будет поздравлять? Бывший или будущий? Кто теперь главный? Не угадал никто. Когда на экране на месте президента появился сатирик, у большинства случился шок. Да, это был знаковый момент для будущего России. Именно тогда впервые здравомыслящее большинство нашего населения – электората – поняло, что, если вместо президента народ поздравляет сатирик, значит, этот народ в ближайшее время хорошо жить не будет. Он будет жить весело! Правда, даже здравомыслящие не могли догадаться, насколько весело!
Русский стандарт
Известно, что каждый мусульманин однажды в жизни должен совершить паломничество в Мекку. Я не мусульманин. Я русский. Это значит, что хоть раз я обязан был встретить Новый год в Париже. Чтобы потом на вопрос: «Где ты встретил Новый год?» – так, между прочим, впроброс, ненавязчиво, как будто это само собой разумеется, ответить: «Да так, в Париже».
Я понимаю, звучит заманчиво. Однако новогодний Париж неожиданно меня разочаровал. Хотя начиналось все роскошно. Трехзвездочный ресторан на Елисейских полях. Для ресторанов три звезды так же круто, как для отелей пять. За столиками французские герцоги, герцогини в ожерельях с камнями, вывезенными их далекими предками из африканских колоний. Все с королевскими манерами. За одним столиком потомки русских князей, эмигрантов с манерами престарелых дворян. В сопровождении небольшого оркестра пела тоже русская. Уже в возрасте. Она была одета так, как одевались русские певицы в Париже еще во времена Антанты. Французам эта антикварная русская явно нравилась. Она их будоражила по-нашенски, по-кабацки цыганско-русским шансоном. Улучшала циркуляцию загустевшей с возрастом аристократической крови.
В двенадцать часов, как и положено, все выпили шампанского, минуты две раздавались восторженные возгласы, тосты... Казалось, веселье только разгорается и сейчас французы пустятся вприсядку под зажигательный шансон Антанты, и вдруг – этого я никак не ожидал – все начали расходиться по домам. Никто не подрался, никто не потянул на себя скатерть с закусками, никто не заснул, упав лицом в крем-брюле, никто не попытался закинуть винегрет ложечкой в плафон люстры... Все накинули на себя собольи и норковые шубы и разъехались по домам. К слову, не надо говорить, будто на Западе носить меха – дурной тон. Просто надо знать, где их носить. Если вы пойдете в собольей шубе по нищенским кварталам, вас, конечно, обольют краской якобы зеленые, якобы из любви к животным. На самом деле просто из зависти. Половина зеленых на Западе – это те, кто не может позволить себе купить меха; они подвели под свою зависть философию, позволяющую без угрызений совести обливать краской тех, кому завидуют. А купи, подари женщине из партии зеленых норковую шубу, и она тут же забудет о своей любви к норкам, поскольку даже не знает, как этот зверек выглядит. И вообще, почему, если те, кто поддерживает зеленых, так любят животных, они сами носят обувь, сделанную из кожи убитых коров, свиней, страусов и крокодилов? Однако вернемся к парижскому Новому году...
Уже к часу ночи в опустевшем ресторане остались только немногочисленные русские, которые начали целоваться с Антантой и под ее будоражащее пение пустились в пляс. Французские официанты выстроились вдоль стен ресторана и смотрели с восхищением на наши половецкие пляски. В смокингах они были похожи на зрителей-аристократов на выступлении русского ансамбля пьяного танца.
Потом мне объяснили, что Новый год вообще в Европе так, как в России, до утра встречать не принято. За месяц до Нового года в телекомпанию REN-TV было назначено новое руководство из Германии. Немец – генеральный директор – попросил режиссеров дать ему план новогодней передачи. Естественно, принесли ему сценарий обычного «Голубого огонька». Он посмотрел сценарий, собрал режиссеров и сказал, что денег на такую долгую передачу до четырех утра не даст. Неразумные траты. В половине первого уже все телезрители лягут спать. Бедный немец так и не понял, почему все редакторы и режиссеры начали хохотать. Как ему объяснить, что наш человек обожает смотреть «Голубой огонек» до синевы. И только в четыре или в пять утра вдруг заявляет: «Эту дрянь невозможно смотреть!» Как ему втолкуешь, что мы – люди с другим энергетическим потенциалом. Это они не празднуют Новый год, потому что энергетически истощаются на праздновании Рождества. Слабаки! А нашей энергии нам хватает и на празднование их Рождества, и нашего! По старому стилю, по новому... Никому в мире не объяснишь, что означает выражение «Старый Новый год»!
13 января 2002 года я был на отдыхе в швейцарском отеле в Альпах. Русские разгулялись по полной программе: сняли на ночь пару горных вершин с подъемниками, оплатили работу персонала этих подъемников до утра, туда наверх забросили десант отечественной попсы. Полночи над ночными Альпами неслось «Как упоительны в России вечера»... В ресторане же царило такое веселье, что все остальные национальности просто покинули его. Официант, который меня обслуживал, спросил: что сегодня празднуют русские? Я ответил честно: «Old New Year!» Он ушел на кухню и долго не появлялся, видимо, пытался с коллегами разгадать эту загадку – оксюморон. Не менее загадочную, чем «живой труп», «горячий снег» или «честный депутат».
Конечно, официантам нравятся русские загулы. Но в душе они над нами посмеиваются. Во-первых, наши не умеют, как принято на Западе, сдерживать свои чувства. Для западной обслуги это выглядит не только забавно, но и весьма удручающе, например, когда наши начинают переходить от столика к столику, пересаживаются, меняются местами, и потом бедные официанты не знают, кому за какой столик подавать какой счет. Во-вторых, наши заказывают вина не по вкусу, а по цене. Придя в ресторан, считают самым крутяком громко сказать официанту:
– Мне, пожалуйста, самое дорогое вино!
Или, что еще хуже:
– Мне – самое лучшее вино, которое у вас тут есть во Франции! И побыстрее.
Самых лучших вин во Франции не бывает! Как, впрочем, и самых дорогих.
В тот же вечер в Швейцарии четверо русских со своими женами, после того как пили весь день в горах горячий глинтвейн, решили попробовать самое дорогое французское вино.
– Самые дорогие вина коллекционные, – пояснил официант.
– Неси коллекционные, – приказал ему наш, даже не подозревая, что коллекционные вина не пьют. Их коллекционируют. Они хранятся в подвалах уже пару столетий, и на вкус это уже не столь изысканное вино.
– Вам для коллекции? – спросил официант.
