Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика
Особая жадность, ненасытность. Ищущая натура Игоря всю жизнь наверстывает упущенное в молодости, когда тяга к новому удовлетворяется так естественно, без форсажа. А у него самые активные годы съела война, а потом зашоренная жизнь в Академии, служба в войсках…
Полное солнечное затмение увидели — в копилку впечатлений, и можно лететь на Восток.
Перелет во Владивосток, впереди морем — в Петропавловск-Камчатский, где мы успели побывать дважды, океан. Игорь всегда рвался к морю. В сорок первом после школы они с одноклассником Марком послали документы в Ленинград, в «мореходку». Был положительный ответ, но день 22 июня все расставил по-своему.
Огромный белый корабль величаво входит в Японское море. Игорь радуется, как мальчишка. Впереди пролив Лаперуза с его удивительными восходами и закатами, со стайками ночных сейнеров, освещенных гирляндами ярчайших ламп — ловят сайру. Вода в Японском море цвета разбавленной берлинской лазури — не синяя, не голубая, а лазурь. Игоря на одном месте не застать. Облазил все, перезнакомился с механиками, с капитаном. Получилось, что по этим волнам, к восторгу Игоря, мы прошлись три раза на двух разных кораблях — «Русь» и «Советский Союз».
В Петропавловске-Камчатском много необычного. Полазили по Черному пляжу, что со стороны океана. Полетали на самолетике над вулканами, даже сделали слайды прямо над жерлом Авачи. А главное, Игорь успел обстоятельно пообщаться с вулканологами, для которых актуальны вездеходы — машины для передвижения по бездорожью горных осыпей. О том, что Игорь приплывает соответствующим рейсом, камчатским коллегам сообщили из Владивостокского отделения АН, в котором Игорь успел не просто потолковать, но и поработать пару дней. Это все к тому, что мы не просто путешествовали. Я набирала слайды к своим лекционным курсам строителям, Игорь влезал во все, что касалось движения по бездорожью, техники для экстремальных условий. И это так естественно, если влез в научную проблему, голова практически никогда не отключается. Иногда кажется — ну, вот, отрубился, переключился на что-то другое, но и там, в другом, как впившийся клещ сидит твоя проблема, неисчезающая мысль, маскируясь под отвлеченные размышления, действия.
Среди поездок, которые все задумывал Игорь, путешествий-авантюр нельзя не вспомнить как мы пару раз, а дочка даже трижды, сплавлялись к Усть-Илимску по Ангаре до ее перекрытия у ГЭС. На баржах, этаких металлических ящиках без переборок туда возили железобетонные конструкции. Уговорив речников, Игорь давал за нас всех, а с нами было еще двое преподавателей из института, подписку, что они, речники, не отвечают за нашу жизнь. И было с чего. Несколько километров Дубынинских порогов, когда все клокочет в пене, — были еще шуточками. А вот Ершовские пороги, когда на каждые сто метров метры перепада, тянутся на восемь километров: грохот, валы пены между вертикальными каменными скалами берегов, при температуре воды градусов восемь. Трасса между зубьями порога проложена по проекту, после обследования, но менее жутко от этого не становится. Бывалые говорили, что есть места, где баржа, черпнув бортом, ныряла в пасть порога, и даже глубину в этом месте не удавалось замерить, не то что баржу нащупать. Проскочив Ерши вниз, можно было перекреститься. Наверх пустые баржи тянул туер — кораблик-мошка, двигающийся с помощью натянутого троса. Нам оставалось в таких местах только молча, за ревом порога голоса не слышно, сидеть около палатки, прибитой к деревянному настилу палубы, и ахать, когда врезались в очередной вал воды. Сегодня даже на слайды смотреть жутковато. Последний такой сплав наш был в год перекрытия Ангары у Усть-Илима. По затопляемым берегам, по островам жгли редкие и уже расселенные деревни. Это зрелище особенно подавляло. Но река, ее берега, острова так хороши, так великолепны в зареве заката, в туманном молоке утра, в сверкающей пене порогов! Все это непередаваемо здорово.
Во время учебы в Академии, затем во время службы в войсках Игорь с удовольствием носился на мотоцикле, трофейном «Харлее», а потом у него появился обстоятельный «Форд». Машины он любил, разбирался досконально. За рулем испытывал удовольствие — скорость, свобода, движение, уверенность в своих силах. Это не просто мужские игрушки, это была и возможность как-то самореализоваться.
Наконец, в Братске мы выбираем себе «жигуленка» цвета лепестков цикория — «незабудка». Машина становится членом семьи, другом в поездках по Сибири, даже где-то живым существом. Форсирую получение водительских прав. Игорь усиленно меня обучает. Это, зная его здоровье, главное условие наших будущих путешествий. Я должна уметь водить машину. Игорь где-то вычитал, что в США обучают шимпанзе водить машину, для отгона ее к нужному месту. Научили их реагировать на знаки, свет и не реагировать на кошек. Вроде получилось. Смеюсь — раз обезьяну научили, то и я постараюсь.
Очередные каникулы — отпуск, и мы катим к Байкалу, на Ольхон, потом в Тункинские Альпы, так называют долину Иркута в Восточном Саяне. Местные дороги там отсыпаны белой мраморной щебенкой из Слюдянки. Роскошь невероятная, но здесь — обыденность, как многие чудеса здешних краев.
Машина оборудована обстоятельно. Это и сон на матрасиках с бельем и сетками на окнах от комаров, это и возможность в машине в любую погоду приготовить еду на печурке, а то и с открытой дверцей под зонтиком — отель на колесах. Наездили первые тысячи километров — обкатка, подготовка к дальним вояжам. В те годы, семидесятые, в Сибири, как известно, чаще всего были не просто дороги, а скорее направления, в лучшем случае — грейдерные трассы, щебеночная отсыпка, или трактора, готовые вытащить из непролазных топей.
Обкатав машину «по малому радиусу», поднатаскав меня в качестве водителя, Игорь задумал, как всегда в его натуре, путешествие с авантюрным налетом — по неизвестным дорогам в Москву, но задумки его были еще дальше. При всей моей нерешительности мне оставалось только соглашаться.
И вот впереди более шести тысяч километров, преодолевать которые решались тогда немногие. Транссибирская трасса — это на карте и в теории. И, господи благослови, главное — с собой мешок лекарств. От Тулуна— Тайшета на Красноярск, Кемерово, Новосибирск. Асфальт попадался редко и только около больших городов. Игорю нужно было непременно заехать в Рубцовск к коллеге по научным интересам, где проектировались и выпускались знаменитые тогда вездеходы. Поэтому свернули на Барнаул, а затем дорога повела нас через Казахстан вплоть до Семипалатинска, Павлодара, Целинограда — там хоть были дороги. Через Кустанай — до Челябинска. А там уже Европа — Уфа, Куйбышев, Пенза… Дорога была интереснейшей, с приключениями, с ездой и без дорог, по степи среди к о вы пей и сусликов в Ерминтау, с вытаскиваниями из всяких непроходимостей, с грозами в степи под Эки-бастузом и т. д. Большие города объезжали или проходили насквозь.
