Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание
13 января 1932 года Н. ван Вейк вновь отправил в Шведскую Академию представление на Шмелева. Еще в 1931 году Шмелева выдвинул на премию 1932-го Манн. В его письме к членам Шведской Академии от 23 января о Шмелеве говорилось следующее:
<…> Я счел возможным также предположить, что если Комитету может быть угодно когда-нибудь присудить премию русскому писателю, то в этом случае мне хотелось бы назвать имя Ивана Шмелева. То политическое обстоятельство, что он принадлежит к парижским эмигрантам как решительный противник большевизма, можно оставить в стороне или учесть в том, по крайней мере, смысле, что он живет во французской столице в большой нужде. Его литературные заслуги, по моему убеждению, столь значительны, что он предстает достойным кандидатом на присуждение премии. Из его произведений, которые произвели сильнейшее впечатление на меня и, смею думать, на мировую читающую публику, назову роман «Человек из ресторана» и потрясающую поэму «Солнце мертвых», в которой Шмелев выразил свое восприятие революции. Но и ранние его новеллы, написанные до катастрофы (например, «Неупиваемая чаша» и «Любовь в Крыму»), достойны пера Тургенева и определенным образом свидетельствуют в его пользу[388].
Но… Но Манн выдвинул не только Шмелева! Он предлагал двух номинантов — Шмелева и Германа Гессе.
В то же время в печати все чаще стало появляться имя Мережковского, что вызывало обеспокоенность Бунина. Но Шмелев был опасен им обоим. По мнению современных исследователей, Мережковский и Бунин предприняли против Шмелева некоторые шаги: активно использовалась пресса. В частности, Степун и Адамович в публикациях критически отзывались о творчестве Шмелева. Таким образом, обнаруживается еще одно объяснение уничижительной критики в адрес Шмелева. Бунин же вообще ставил прозу Шмелева ниже романа Степуна «Николай Переслегин», опубликованного в «Современных записках» в 1929 году. Роман в форме писем философа Переслегина к возлюбленной Наташе построен на любовной интриге. Критики отмечали длинноты, в целом неудачную, неубедительную эпистолярную форму повествования. К. Зайцев писал об отсутствии у Степуна дара художника и творческой силы («Россия и славянство». 1929. 1 июня). Причем, и Зайцев, и Адамович — а его отзыв был опубликован в «Последних новостях» (1929. 29 августа) — сошлись в том, что идея романа Степуна — вне совести, вне сердца. Впрочем, Бунин ехидно заметил члену редколлегии «Современных записок» И. И. Фондаминскому: «Жаль, что некому написать об этой книге. Нет критиков равного уровня. Это не о Шмелеве или Федине писать»[389].
Шмелев подозревал, что против него ведется кампания, о чем он написал Ильину, указав имена Мережковского, Гиппиус и Бунина как инициаторов общественного мнения. Однако в 1932 году премия была присуждена Дж. Голсуорси. Шмелев, надо сказать, был рад тому, что она не досталась Мережковскому.
Противостояние продолжилось и в последующие годы. В начале тридцатых против Шмелева велась откровенная атака со стороны левых радикалов из «Последних новостей» и «Современных записок». В его защиту был опубликован ряд статей Ильина в «Возрождении»: «Искусство и вкус толпы. Ивану Сергеевичу Шмелеву» (1933. 3 января); «Искусство Шмелева. Творчество Шмелева» (1933. 28 июля, 4 августа); «Святая Русь. „Богомолье“ Шмелева» (1935. 2 мая); «Православная Русь. „Лето Господне. Праздники“ И. С. Шмелева» (1935. 18 апреля). В берлинской лекции 1934 года «Мережковский — художник», прочитанной в Русском научном институте, Ильин говорил: «Что же означает всеевропейская популярность Мережковского? Ведь Мережковский считался самым серьезным кандидатом на премию Нобеля. Но чего же стоит тогда европейская слава? Ведь она сама есть большой туман. Она, по-видимому, родится от отсутствия религиозной и художественной очевидности»[390].
Но что такое европейская литературная слава по сравнению с тем, что надвигалось на Европу в 1930-е годы?.. В 1932-м Шмелевы жили материально очень стесненно, они не могли тратить на еду более 10–15 франков в день. Но ни нужда, ни поражение в нобелевской истории, ни оскорбительные статьи не шли ни в какое сравнение с политической опасностью, нависшей над Европой.
Шмелев почувствовал, что в жизни этой спокойной, благополучной и приютившей его Европы будет срыв. Он связывал свои предчувствия с Германией. Он полагал, что приближается новое время, что будет смертельная схватка между двумя социальными мирами, что лидируют умеющие брать власть коммунисты и националисты, что новое время означает наступление казарменного существования и гибель культуры. Он все более утверждался в своем неверии в демократию.
Противопоставить надвигающейся грозе можно, по мысли Шмелева, толстовское самосовершенствование и евангельское «царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Все более Шмелев искал утешение в молитве. В марте 1933 года к нему пришел иеромонах Савва, сын П. Струве, из монастыря Прикарпатской Руси. Он принес ему частицу мощей св. Пантелеймона. Вместе они отслужили молебен перед подаренной Шмелеву Ильиным иконой Сиенской Божией Матери. И эта совместная молитва вселила в сердце Шмелева радость. Радостью так хотелось превозмочь тревоги.
Эти тревоги были навязчивы, но пока еще довольно смутны. Хотелось верить в то, что мир, пройдя испытания, все-таки найдет гармонию между личностью и массой, что Германию, после того как она переживет потрясения, ждет великолепное будущее… Но Ильину он все же посоветовал оставить Германию, сменить место жительства. Ведь современность развивается как великая трагикомедия, в которой обнаруживается и Божье, и скотское в человеке, и уже не большевик есть первейшая опасность, а другой: «Все больше вижу — носителей разложения, не большевиков. Нет, это — второстепенное и производное, — а… расу, племя, и не все племя, а какое-то межчеловеческое новое племя, какие-то „отбросы“, и вовсе не какой-то класс-„пролетариат“, а „межчеловеческий пролетариат“»[391].
В 1933 году его тревоги оправдались. В сентябре 1933-го Ильин, сообщив Шмелеву о том, что в Германии за перепиской следят, попросил его в письмах к нему не писать о политике либо излагать мысли аллегорически.
Одно радовало — вышла книга «Лето Господне».
XIII
«Лето Господне»
В 1933 году Шмелев получил из белградского издательства «Русская библиотека» два экземпляра книги «Лето Господне. Праздники», которую он посвятил Наталии Николаевне и Ивану Александровичу Ильиным. Но он был чрезвычайно огорчен тем, что ее не оказалось на книжном складе «Возрождения», что ее вообще нет в Париже. Он так рассердился, что в какой-то момент даже не захотел отдавать в Белград «Богомолье».
