Александр Борин - Проскочившее поколение
Защитники смертной казни утверждают, будто она способна сдержать преступность. На деле, однако, так не получается. Разве не знал Вакорин, что убийц казнят? Отлично знал, много раз читал об этом, может, и сам, бывало, требовал покарать бандитов. Но лишь потом, после суда и приговора, во время нашей встречи с ним (происходила она в офицерском Красном уголке новосибирской тюрьмы, на стенах плакаты «Семилетку — в пять лет») он дрожал, кричал, что «ни одного выговора», цеплялся за жизнь, лебезил перед сыном. А тогда, когда дважды готовил убийство жены, он всех боялся, всех подозревал, но конкретный, осознанный страх смертной казни его не останавливал. Уверен был: на другого могут подумать, но на него — никогда. На такого услужливого и безобидного?
Недавно я прочел работу одного японского тюремного психиатра, задавшегося целью изучить, при каких обстоятельствах совершили преступление 145 убийц, приговоренных к смертной казни в период с 1955 по 1957 год. Оказалось, что ни один из осужденных (ни один!) перед тем, как убить, просто не задумывался о том, что он может быть приговорен к смертной казни. Конечно, им было хорошо известно, что смертная казнь в стране применяется. Но, делает вывод японский психиатр, мысль о смертной казни не могла сдержать этих людей «в силу их импульсивности и неспособности ощущать себя в любом другом отрезке времени, кроме настоящего». То есть так были поглощены сегодняшними целями и страстями, что ни о чем другом не могли думать.
К такому же выводу пришел и британский врач, проработавший в тюремной медицинской службе 35 лет. Он пишет: «Сдерживающее влияние смертной казни отнюдь не такое простое явление, как полагают некоторые. Очень многие убийцы в момент совершения преступления настолько напряжены, что не способны осознать последствия своих действий для себя; другие же сумели убедить себя в том, что им удастся остаться безнаказанными».
Наблюдение это, конечно, не охватывает всех жизненных ситуаций. Другой человек, как и Вакорин, приговоренный к смертной казни, с которым мне тоже пришлось встретиться, вполне, наоборот, осознавал последствия своих действий, знал, что его ждет, но не только не надеялся, скорее даже не хотел остаться безнаказанным.
Заступился мужчина за женщину
Разбирая читательскую почту, я нашел такое письмо: «Умоляю вмешаться. Крюков Сергей Васильевич приговорен к расстрелу за два убийства. Последнее он совершил в колонии, где отбывал наказание за первый случай. Суд установил факты, но проигнорировал обстоятельства дела и саму личность подсудимого. В результате может произойти непоправимое, расстреляют человека, не заслуживающего смерти. Готова все рассказать. Сизова Галина Николаевна».
Прочел этот текст дважды, но мало что понял.
Не известная мне Галина Николаевна писала, что суд факты установил, то есть именно так, видимо, все и происходило, некто Крюков действительно совершил два убийства, причем последнее, уже находясь в заключении. Следовательно, о судебной ошибке, о том, что казнить могут невиновного, речи здесь не шло. Главный аргумент автора письма: человек не заслуживает смерти. Но любой убежденный противник смертной казни скажет вам, что никакой преступник, независимо от обстоятельств дела и личности человека, не должен быть убит государством, а стало быть, в этом смысле смерти не заслуживает никто.
Чем же тогда отличается дело дважды убийцы Крюкова, почему редакция газеты из всех приговоренных к высшей мере должна кинуться спасать именно его?
В письме был указан телефон Галины Николаевны, я позвонил ей, и мы встретились.
Вот эта история.
Несколько лет назад Галина Николаевна, по профессии инженер-электрик, поступила в недавно созданную фирму, занимающуюся продажей бытовой электротехники. В обязанности Сизовой входило выезжать на местные заводы и отбирать конкурентоспособные изделия, осваиваемые в порядке конверсии бедствующей оборонкой.
Хорошо, если дома, в Петербурге, ей удавалось побыть неделю-другую, все остальное время — поезда, самолеты, убогие гостиницы, скверная еда и просиживание часами в ожидании междугородного телефонного разговора с Петербургом. С мужем Галина Николаевна разошлась еще год назад, уезжая, своего трехлетнего сына она оставляла на попечение бабушки.
В декабре должен был выпасть спокойный месяц. Она уже строила планы, как проведет его вместе с сыном, подумывала, не снять ли ей дачку в Репино, на берегу Залива, но тут ее вызвали в дирекцию и предложили срочно оформлять командировку. Какой-то завод на Рязанщине, говорят, стал выпускать сказочные чудо-плиты: с таймером, грилем и другими заманчивыми игрушками.
Городок этот оказался дыра-дырой. Гостиница — хуже некуда. Удобства, как говорится, в коридоре. В номере — полчища тараканов. Телефонная связь с Питером отвратительная. Даже при нынешнем изобилии продуктов в магазинах гостиничный буфет умудрился сохранить все прелести советского времени: постояльцам предлагали жиденький кефир и колбасу подозрительно травянистого цвета. Так что Галина Николаевна питалась, по сути, раз в день, ходила ужинать в городской ресторан с зычным названием «Илья Муромец».
Заведение это в свое время строилось на широкую ногу: мраморные колонны, богатая лепнина на потолке, мозаика на стенах изображала разнообразные подвиги былинного богатыря. Оглушительно гремел оркестр, и на тесной площадке в центре зала лениво топтались несколько танцующих пар.
Но ради тарелки горячего супа и нормального куска мяса раз в день Галина Николаевна готова была все это терпеть. Тем паче, и оставалось-то всего ничего. Чудо-плиты на поверку оказались скучной стандартной продукцией, овчинка не стоила выделки.
В последний перед отъездом вечер Сизова как обычно ужинала в «Муромце», соображала, придет ли утром обещанная ей на заводе машина или все-таки вернее договориться заранее с частником, и тут увидала, что к ее столику направляется огромный амбал, глаза наглые, явно навеселе.
— Не возражаешь? — спросил амбал, по-хозяйски усаживаясь за ее столик.
— Возражаю, — сухо ответила она.
Он засмеялся. Спросил:
— Ты актриса? Я тебя узнал.
— Что вам надо? — произнесла она.
— Познакомиться, — сказал амбал. — Парень девушку та-та, хочет познакомиться, — и заржал.
Ей стало противно и очень страшно.
— Немедленно убирайтесь, — потребовала она. — Или я подыму шум.
Это его, кажется, позабавило.
— Милицию вызовешь? — осведомился он.
— Понадобится — вызову, — пригрозила она.
— Милиция отдыхает, — объяснил амбал. — У ней рабочий день закончился.
