Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме
Её водяной буйвол, привлечённый моей деятельностью, помчался на меня. Кто-то мне говорил, что эти животные находят запах белого человека чрезвычайно вызывающим. Поднятая винтовка не смогла испугать буйвола ни в малейшей степени, так что я бросился наутёк. Запрыгнув для спасения своей жизни в ближайшие кусты, я приземлился спиной на тернистое ложе, колючки вонзились в меня под всеми углами.
Буйвол фыркал и гарцевал, вызывая меня выйти. Испуская поток пронзительной тарабарщины, старуха схватила повод буйвола, жёстко хлестнула его по морде и повела прочь. Не переставая болтать, она передала управление животным десятилетнему ребёнку, который вскочил буйволу на спину и ускакал. Там были тысячи таких детей, которые работали на полях по всей стране, управляя вьючными животными. Мы называли их «буффало-бойз».
Прежде, чем я успел выпутаться из колючек, Фэйрмен, который видел всё произошедшее, прошёл мимо. Он по-прежнему был так же приятен, как болячка на губе, и степень его сочувствия это подтверждала.
— Убьёшь этого буйвола — его стоимость вычтут из твоей зарплаты, — заметил он, проходя мимо меня и не остановившись.
— Нет, я не поранился, спасибо, что спросили, — таков был мой ответ, который он проигнорировал.
Старуха опять подошла ко мне, едва я успел отцепиться от колючего куста. Она широко улыбалась, протягивала свои документы и продолжала сыпать словами, которые я по-прежнему не понимал. Замахав на неё руками, я завопил во весь голос: «Хватить чирикать на своём трескучем говне, старая сморщенная сука, и отъебись от меня!»
Позже, мысленно вернувшись к этой минуте, я порадовался, что она не понимала по-английски. Обычно я не разговариваю с людьми в такой манере, но я страдал от лёгкой формы синдрома лишения сна, вызванного ночными вахтами каждый час в течение нескольких ночей подряд. При этом недомогании вы реагируете с почти патологической злостью и грубостью на любую угрозу или стресс. Лекарством был сон.
При недостатке сна, который в армии в дневное время рассматривался, как непростительный грех, моей непосредственной целью стало продержаться до захода солнца. День выдался не особо трудным, если не считать жары. Она была нечеловеческой. Мы вошли на территорию джунглей, столь густых, что даже намёки на ветерок сюда не проникали. Почва, мокрая после недавних дождей, отдавала влагу по мере роста температуры. От этого поднималась влажность, а с ней и наша чувствительность к жаре.
Вскоре произошёл третий за несколько дней случай, когда кто-то вырубился, как это называли джи-ай. Это означало, что кто-то упал в обморок. Поттер, которого я не знал по имени, и ещё один солдат вырубились от солнечного жара за несколько дней до того, но возвратились здоровыми, проведя ночь в тылу. Теперь настала очередь Кена Кейна. Тихий паренёк, он выглядел более интеллигентным, чем остальные. Он держался обособленно и был, как правило, ничем не примечателен, кроме того, что фотографировал больше всех остальных.
Как ни удивительно, большинство парней во взводе вообще не имели фотоаппарата и не делали снимков. Я этого не понимал. Как можно уехать за полмира и не взять фотоаппарат, особенно если можно будет пофотографировать отличную войну? Моя ошибка состояла в том, что я привёз камеру и делал недостаточно фотографий. Я всё ждал для фотографирования чего-то особенного, и закончилось всё тем, что я привёз домой слишком мало снимков. Надо было делать четыре-пять кадров каждый день, неважно, с чем.
У Кейна это был уже второй обморок за последнюю неделю, что служило плохим признаком. Стоило вам пережить тепловой удар, и вы становились более подвержены к его повторениям в будущем. Нам это было ни к чему. В настоящий момент Кейн находился в центре внимания, а Док лил на него флягу за флягой, чтобы снизить температуру тела. Вода впитывалась в одежду и скапливалась под головой. Между флягами Док обмахивал Кейна истрепанным экземпляром «Старз энд Страйпс». Периодически он постукивал по лбу Кейна, чтобы понять, нет ли каких-нибудь заметных изменений в его состоянии или других признаков, что принятие меры действуют. Вскоре пациент пошевелился и тихо застонал. Когда он открыл глаза, они смотрели в разные стороны.
Наверху медицинский вертолёт висел, покачиваясь, в поисках места для посадки. Поблизости не было подходящей площадки, так что они сбросили носилки и ненадолго улетели в сторону. Шарп и Фэйрмен изучали карты. К ним присоединился Бёрк, пытаясь понять, в какую сторону нести Кейна. На жаре задержка казалась нескончаемой. Они разве что не собрали комиссию для изучения вопроса. Наконец, мы двинулись к западу, меняясь по четверо, чтобы нести брезентовые носилки с их перегретым грузом.
После более чем часа поисков мы нашли пятачок, где заросли были слишком густыми, чтобы там мог приземлиться вертолёт, но достаточно редкие, чтобы мы с некоторыми усилиями могли превратить его в посадочную площадку. Как обычно, половина роты стояла в защитном периметре, окружающем участок, тогда как остальные размахивали лопатами и мачете.
Затем Фэйрмен приказал зажечь дымовую шашку. Где-то через полминуты фиолетовый дым частично прополз через кроны деревьев и стал виден экипажу вертолёта. Это подсказало им, где мы находимся. Вертолёт завис над нами и спустил на верёвке две бензопилы. Это ощутимо ускорило процесс создания посадочной площадки. Пилы специально возили в вертолёте для таких случаев. Вскоре Кейна увезли.
Погода постепенно менялась, становилась немного прохладнее и гораздо более сносной. Проблема тепловых ударов решилась. Для нас это было удачей, потому что операция затягивалась ещё на несколько дней, и Чёрные Львы продолжали патрулировать окрестности Фу Лой.
Мы нашли несколько мелких лагерей и схронов с рисом, которые мы уничтожили. Вьетконговцы в этом регионе, военнослужащие 9-й дивизии Вьетконга, были так же неуловимы, как всегда, мы их почти не видели. Однако, мы обнаружили неприятный сюрприз, который они нам оставили в одном из лагерей. Он состоял из нескольких двухдюймовых отрезков пустотелого бамбукового стебля, воткнутого вертикально в землю перед одним из рисовых схронов. Из земли торчал только верхний кончик. В нижней части бамбукового стебля был гвоздь, а поверх гвоздя стоял винтовочный патрон, так что если бы кто-нибудь наступил на патрон, он насадился бы на гвоздь, отчего сработал бы капсюль, и пуля вылетела бы в ногу тому, кто на неё наступил. Устройство было простым и дешёвым, но могло бы оказаться эффективным, случись кому-нибудь из солдат на него наступить. К счастью, никто не наступил. Эти штуки возродили мои страхи о кастрации, стоило мне представить себе пулю, пролетающую сквозь мою ногу прямо в промежность.
