Владилен Орлов - Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы
Только 20 лет спустя, при первых встречах однополчан, я узнал, что же произошло на самом деле. Вот пересказ по памяти. Перед артподготовкой Чалых с Соболевым и комдивом Козиевым расположились в командирской землянке. Загрохотала артиллерия. К концу артподготовки Павел бросил Чалыху: «Ну, Миша, пора выводить команду, давай, хватит шастать по тылам, это твое первое настоящее боевое крещение». Они были приятелями, вместе учились во второй московской артиллерийской спецшколе, вместе прибыли на фронт, еще под Москвой, в начале 1943 года из Гроховецких лагерей, где получили звания младших лейтенантов. Соболев сразу попал в строевую часть, а Чалых в артснабжение и все это время подвизался в тылу полка, в мастерских, на складах артснабжения, еще где-то.
Миша молчал и вдруг, страшно побледнев, упал на колени и, трясясь, произнес: «Не могу… страшно… освободите…» — «Ты что, спятил? Как ты смеешь, такой-сякой!.. Живо вставай и бегом за командой… Иначе трибунал!» — закричал Павел. «Не могу… не могу…» — бормотал Миша, не вставая с колен. Козиев как-то увещевал его, но Михаил дрожал, по лицу текли слезы. Он не двигался с места. Артподготовка кончилась. Тогда Павел выхватил пистолет и в бешенстве закричал: «Немедленно встать и марш в атаку, или я тебя, говнюка, тыловую крысу, пристрелю!» И пристрелил бы! Горяч и нетерпим был Павел. Дело приняло нешуточный оборот. Козиев перехватил руку Павла и бросил: «Стоп! Этого еще не хватало! Ты что, не видишь, что он невменяем. В таком состоянии не может он командовать, придется нам идти, и, скорее всего, уже поздно…» Чертыхаясь и проклиная Чалыха, Павел выбежал из землянки. Подбежав к другой землянке, где с тревогой ожидала команды штурмовая группа, он скомандовал: «За мной, живее…», и бросился к нейтральной полосе. Группа высыпала наружу и кинулась догонять Павла. Следом припустился Козиев, зло буркнув Чалыху: «После боя разберемся!» Чалых, видимо, очухался, вылез наружу и побежал за всеми. Когда группа оказалась на нейтралке (она почти успела добежать до немецких траншей), грянул ответный немецкий минометный налет. Все залегли. Кругом рвались мины, часть рвалась, ударившись о редкие деревья. Застонали раненые: Дубровский, еще кто-то и Чалых! Его ранило, кажется, в копчик. Налет стих, Павел отполз обратно и стал помогать перевязывать раненых. Чалых крикнул: «Паша, помоги, меня ранило!», но тот даже не обернулся, буркнув: «Успеется, подождет… этот трус подвел всех…» Раненых поволокли обратно, передали оставшимся на НП солдатам, а те уже отправили их дальше в тыл. Штурмовая группа двинулась вперед и заняла первую линию немецких траншей, куда я и подоспел. Вот такая история. Еще раз подтвердилось: нельзя возглавлять атаку новичкам. Оправдание, что пусть и они повоюют, а не только мы, не раз уже смотревшие смерти в лицо, здесь не подходит. Оборачивается такой подход потерями, а то и гибелью простых солдат. Ну, а Чалых «искупил вину» ранением. После войны он, как фронтовик(!), легче, чем другие, продвигался выше и выше, стал полковником Генерального штаба.
Продолжу про атаку. Капитан Козиев взял на себя командование группой, приказывает двигаться дальше в глубь леса. Осторожно продвигаемся по редкому лесу, заросшему кустарником, соблюдая дистанцию между собой и постреливая короткими очередями по кустам для предупреждения возможного огня противника. Вскоре натыкаемся на вторую линию окопов и ходов сообщения и прыгаем в них. Сзади идет связист, Головин, разматывая катушку связи с оставленного нами командного пункта. Там теперь промежуток. Плохое зрение мне не мешает (как под Шнайдемюлем), поскольку справа и слева идут свои ребята, которые вовремя заметят опасность. Эти окопы также оставлены немцами, и никого не видно. Задерживаемся здесь, пока один из самых ловких разведчиков дивизиона, Рысь, разведает местность впереди. Вдруг справа от меня, за поворотом траншеи, там, где расположились Шалевич и Хвощинский, раздаются короткие автоматные очереди. Оказалось, что прямо на них выскочил из-за кустов немец с огромным ящиком за спиной, похожим на термос. «Хенде хох!» — крикнул Шалевич, направив на немца автомат. Тот вскинул руки и произнес традиционное: «Гитлер капут!» Шалевич приказал сбросить ящик и быстро («цурюк!») идти в окоп. Немец скинул ящик и, когда тот коснулся земли, резко сиганул в кусты. Ребята дали очередь, правда, с опозданием (расслабились и опешили), но немец был таков. Ладно, решили они, думая, что немец нес завтрак, и предвкушая хороший перекус (перед атакой, как всегда, никто ничего не ел). Оказалось, что это немецкая рация. Разочарование. Появился Рысь и сообщил, что впереди на ближайших 50–70 метрах пусто, и мы двинулись дальше за Рысем, держа от него небольшую дистанцию в пределах видимости. Скоро посветлело, значит, лес кончается. Остановились. Рысь выполз на край опушки и обнаружил минометную батарею, стреляющую в нашу сторону. Он отполз, а мы притаились в густом кустарнике. Командиры определили по карте координаты этой батареи и решили дать команду нашей батарее на обстрел. Но не тут-то было! Связь нарушилась, где-то обрыв. Головин отправился по нитке ликвидировать обрыв, но через несколько минут вернулся. Провод перерезан, и дальше его нет, сзади появились немцы, они, наверно, его уволокли, а рядом уже протянули свой провод. Он, на всякий случай, его тоже перерезал и разбросал концы. Рысь и еще один разведчик обследовали правую и левую стороны. Везде немцы, мы окружены, но они пока не знают о нашем присутствии, заняты своим делом. Пытаемся наладить радиосвязь. Соболев предлагает вызвать огонь на себя, но рация также отказала. Связи теперь нет. Приказано занять круговую оборону, не шуметь и не высовываться. Расположились в заросшей неглубокой выемке, окруженной кустами. Стрелять только по команде. У всех мрачное настроение. Обидно в конце войны попасть в такую почти безнадежную ловушку. Время от времени Рысь осторожно выползает на разведку, в разные стороны, а мы напряженно ждем с оружием на изготовку, изредка вполголоса переговариваясь. У каждого свой сектор обзора. Проходит 20–30 минут, возникли какие-то звуки со стороны немецкой батареи и нарастающий шум впереди, справа. На разведку опять отправляется Рысь. Через несколько минут он бегом, не прячась, возвращается и сообщает, что батарея поспешно свернулась и улепетывает, а справа за танками появилась штурмующая группа наших соседей. Мы вскакиваем и, не дожидаясь команды, бежим к опушке. Там пусто. Валяются брошенные ящики из-под мин, ручные гранаты с длинными ручками, кстати, очень удобные, в отличие от наших, разбросано еще какое-то имущество, и, конечно, вырыты позиции для минометов. Кто-то первым подбегает к ближайшему блиндажу и бросает во вход гранату. Взрыв, дым. Заглядываем. Там пусто, только толстый слой соломы. В стороне, на взгорке, второй блиндаж. Рысь крадется к входу, а мы стоим и лежим полукругом с нацеленными на вход автоматами. Он бросает внутрь одну за другой две гранаты, ловко прижавшись у входного проема от разлетающихся осколков. Еще не рассеялся дым от взрывов, как в проеме возникает фигура немца с поднятыми руками. Несколько человек инстинктивно дают по нему очереди из автоматов, но все мимо. Ну и повезло солдату, ничто его не задело, ни гранаты, ни автоматные очереди. Сдавшийся подходит ближе с поднятыми руками и традиционными словами «Гитлер капут». Его окружают, усаживают на ящик и комбат или Комаров с помощью Шалевича начинает допрос. Он охотно рассказывает, что сам авиатехник, что его и почти весь персонал аэродрома, кто еще способен носить оружие, направили под угрозой расстрела сюда, на передовую, добавив еще срочно призванных сопляков-школьников из «Гитлерюгенда», которые трясутся от страха и ничего не умеют. Кое-кто из этой команды сбежал по дороге, ему это не удалось. На позиции он заснул после дежурства и не слышал, как все смылись, и очень рад, что для него война кончилась… Пленного отправляют в часть под конвоем одного бойца нашей команды.
