Эдуард Лимонов - Балканский Андрей

— Ваш знакомый, лидер французских националистов Жан Мари Ле Пен, сегодня выступает под лозунгом «Националисты всех стран, соединяйтесь!». Он пытается наладить контакты с украинскими ультраправыми. Реально ли объединение националистов мира?

— Ле Пен просто старый буржуа, он плохо ориентируется в обстановке и не представляет, что происходит на Украине. «Интернационал националистов» выглядит всегда глупо. Национализм основан на том, что страны имеют территориальные претензии друг к другу. Русские националисты могут дружить с французскими, французские могут дружить с украинскими, поскольку нет общих границ. Они могут обещать друг другу все что угодно. Это обман. Не может быть солидарности между националистами.

Европейские националисты всегда поражали меня своей ограниченностью, архаичностью своего мышления. Для них, например, слово «сталинист» является несмываемым клеймом. Когда я приезжал во Францию и рассказывал, что у нас тут коммунисты и национал-патриоты объединяются, они не могли понять, как такое вообще возможно.

Мы — партия нового типа, не левая и не правая. Архаичные европейские националисты и тем более националисты стран СНГ нам не союзники.

— У членов НБП нередки столкновения с законом: несколько месяцев в изоляторе провели закидывавшие яйцами Никиту Михалкова, сидели в тюрьме национал-большевики, захватившие здание ДК Моряка в Севастополе… Уж не собираетесь ли вы переходить к нелегальным методам борьбы, не скатитесь ли к террору?

— В свое время мы начинали скорее как культурное движение. Потом честно пытались зарегистрироваться, чтобы участвовать в выборах. Когда мы в последний раз подавали документы на регистрацию, уже в этом году, их три месяца отказывались принимать. Это обычный произвол. Законом в Минюсте и не пахнет. Можно жаловаться, но результат будет тот же самый.

Нам пытаются закрыть законный путь в политике, в ответ наши политические акции все более и более ужесточаются. Наша тактика балансирует на грани закона. Ее никто специально не придумывал, она возникла сама из политической практики. Вот наши люди во Владимире расписали лозунгами Американский дом — после этого все стали разрисовывать здания. Потом в Москве члены НБП пришли на съезд гайдаровского Демвыбора России и сорвали его, скандируя наш лозунг: «Завершим реформы так: Сталин! Берия! ГУЛАГ!» В ответ ужесточаются репрессии со стороны государства. Поэтому все больше и больше уголовных дел против членов партии.

Я приехал на суд Гребнева, просидел на нем два дня. Обвинения несостоятельны, доказательств нет, тем не менее Андрей сидит уже семь месяцев и будет сидеть еще как минимум четыре с половиной.

Я не хочу, чтобы НБП превратилась в террористическую организацию, но нас толкают на этот путь. И я не удивлюсь, если завтра партия выдвинет более радикального лидера, который пойдет на это.

— В своем последнем романе «316 пункт Б» вы описываете мир в 2015 году. Две сверхдержавы — США и Россия — поделили его и установили жесткие тоталитарные порядки, в которых герой романа вынужден вести постоянную борьбу за существование. Как эта борьба личности за свою свободу сочетается с лозунгами, вроде «Сталин — Берия — ГУЛАГ»?

— Я пришел к выводу, что человеческое общество устроено как пчелиный рой и важна выживаемость не отдельной особи, а всего сообщества. И «Сталин — Берия — ГУЛАГ» вполне вписывается в эту функцию. Книгу я дописывал уже в 1997 году и вложил в нее именно этот смысл.

— То есть сама идея жесткого контроля общества над отдельной личностью не вызывает у вас неприязни?

— Я думаю, что это абсолютно необходимая вещь. Человеческое стадо надо пасти, это испокон веков известно.

— Что вы думаете о действиях нового президента? Путин пришел к власти прежде всего под патриотическими лозунгами, стало быть, он перебил козыри и «красно-коричневой» оппозиции. Как собирается вести себя НБП в новых условиях?

— У нас в названии партии есть слово «большевистская» и лозунг социальный сохраняется — «Требуем передела собственности в стране». Я думаю, что вопросы социальной политики волнуют наших граждан, особенно в глубинке, гораздо больше, чем, например, чеченская война или внешнеполитические демарши правительства. У нас в стране целые слои населения сегодня обездоленные, такие люди приходят в нашу партию.

Второй важный лозунг — «Смена правящего класса». Надо объявить что-то вроде свободного конкурса на политические места в руководстве страны. Чтобы за эти места позволили соперничать не только чиновничьим и олигархическим группам.

Третий лозунг — «Изменение границ России», воссоединение с Россией тех территорий соседних государств, где русские составляют большинство населения. Это тоже не достигнуто. Поэтому у нас есть за что бороться, и наши цели остаются прежними.

— А как тогда избежать господства столь ненавистного для вас общественного класса — бюрократии, которая неизбежно расплодится в тоталитарном обществе и будет работать сама на себя?

— Великолепно справился с этой задачей Мао в ходе «культурной революции», никем не понятой. Он говорил: огонь по штабам, по той чиновничьей прослойке, которая успела за 17 лет, прошедшие после революции, образоваться в Китае. Он сумел ее разрушить с помощью молодежи и на время эту проблему решил.

Бюрократию надо периодически разрушать, хотя бы раз в поколение. Если ее не менять, она пожирает страну изнутри, как червь. Подобное случилось с Советским Союзом.

— Вы неоднократно заявляли, что литература вам сегодня неинтересна. Значит ли это, что после недавно вышедших «316, пункт В» и «Анатомии героя» вы больше ничего писать не будете? И кстати, как встретили «316, пункт В» читатели и критики?

— Умной критики практически не бывает. За все время, сколько я пишу, я помню две-три рецензии на свои книги, которые были разумными. Неважно, положительными или отрицательными, но их авторы хотя бы понимали мой строй мысли. На эту книгу тем более не было умной критики.

Читатели приняли роман хорошо: издательство «Вагриус» после этого предложило мне издать собрание сочинений. «Вы у нас продаетесь лучше, чем Пелевин». И заключили со мной договор на трехтомник, который вышел в прошлом году.

А вообще художественная литература не только мне сегодня неинтересна. Все говорят о ее смерти, и похоже, что она действительно умерла. Романы были, видимо, актуальны в XVIII, в XIX веках. Мне более интересна историческая литература. Читаю, чтобы узнать какие-то новые факты из жизни великих людей — Иосифа Сталина, Бенито Муссолини…

Кстати, в 1993 году редакция серии «Жизнь замечательных людей» предлагала мне написать биографию Ленина. Этим бы я с удовольствием занялся, но, к сожалению, не хватает времени. Еще в 1991 году я попал на свою первую войну, в Хорватию, где воевал на стороне сербов. С тех пор было еще несколько войн, да и вообще много всего пришлось пережить.

Иногда я ложусь спать, засыпаю, и у меня перед глазами возникают картинки: вот мы в хвойном лесу толкаем машину с ранеными; вот снаряд попал в машину, которая едет впереди… О балканской войне я мог бы написать кучу зарисовок. Я иногда думаю, что хорошо бы это сделать, но уже слишком поздно. Вот если бы мне весь этот материал попался в юности, лет в двадцать пять, тогда другое дело, а в пятьдесят семь уже думаешь о других вещах.

Я думаю, что писать уже не буду. Я потерял к этому личный интерес и предпочитаю видеть историю партии и свою собственную в газетах, написанную другими. «Словом не сдвинешь города» — или как там у Гумилева?

— Как относятся к вашей политической деятельности родители? Сохранил ли ваш отец, в прошлом — офицер НКВД, свои убеждения?

— По-моему, для них моя политическая деятельность является источником жизни. Человеку в районе 80 лет, чтобы жить, нужны какие-то внешние раздражители. Вот мои родители смотрят на меня по телевизору, переживают, звонят по телефону и советуют быть осторожнее. Я даже не могу съездить к ним в гости, поскольку на меня на Украине возбуждено уголовное дело за покушение на территориальную целостность этого государства. Отец свои убеждения сохранил, но все же старость берет свое и основным смыслом остается выживание.