Василий Великанов - Разбойник и Мишка (рассказы)
Собака лизнула мне руку, и мы поняли это как просьбу повторить сладкое.
- Хорошенького понемножку, - промолвил Владимиров и повёл Альфу в землянку.
После обеда я прилёг отдохнуть в землянке. Альфа легла у моих ног и задремала. Во сне она часто вздрагивала и тихо скулила.
Через неделю швы смяли. Раны зажили хорошо. И ухо приросло. Только рубец стянул немного его: ухо укоротилось и не поднималось "свечкой".
Чтобы восстановить у собаки силы, мы кормили её вдоволь кониной. Квитко давал ей слишком большие куски. Альфа разрывала их на три-четыре части и прятала мясо в землю в разных местах, чтобы съесть после.
Первушкин очень обрадовался, когда узнал, что его собака жива и находится у нас.
- Наша Альфа никогда с маршрута не сбивалась. А потом раз - и пропала. Мы уже подумали: прямое попадание снаряда либо мины...
Вероятно, когда Альфа возвращалась с передовой к своему вожатому в штаб, то попала под артиллерийский налёт и, раненная, сбилась с маршрута и побежала куда глаза глядят, подальше от огня. Вот тогда-то мы и повстречали её в поле.
Первушкин увёл Альфу в роту, а через три дня снова привёл её к нам:
- Товарищ ветврач, не годится собака для боевой службы. Испорчена.
- Почему? Что случилось?
- Огня боится. Не идёт на передовую. Я уж её и так и сяк - ничего не помогает: ни хлыст, ни сахар. Отбежит от меня немного и опять ко мне обратно.
- Ну и что же теперь с ней делать будем?
- Да вот командир роты к вам прислал. Посмотрите хорошенько. Может, у неё что-нибудь в мозгах сдвинулось... Прямо не узнать собаку. Как рванёт где-нибудь снаряд, дрожит, жмётся ко мне и скулит, будто плачет.
- Ну что ж, оставляйте. Понаблюдаем за ней.
- Только вы уж, пожалуйста, в тыл её не эвакуируйте. Уж больно способная была собака. Может, и выправится со временем.
Я дал слово вожатому никуда не отправлять Альфу, и она осталась у нас.
Вожатый ушёл. Миша, довольный, улыбался.
- Чему, - спрашиваю, - радуешься?
- Да вот Альфа теперь у нас будет. Может, и совсем останется.
- Не радуйся, Миша, - сказал я, - наверно, она получила тяжёлое нервное потрясение...
- Ничего, товарищ начальник, не волнуйтесь. Мы её опять приучим к боевой службе.
- Не забывай, Миша, что Альфа была ранена и контужена в голову. После сотрясения мозга нелегко поправляются.
Находясь у нас под наблюдением, Альфа стала вести караульную службу. Когда мы спали, она бодрствовала у землянки и охраняла нас и лошадей. Альфа везде следовала за мной. Обычно она бежала впереди, на перекрёстках или развилках дорог останавливалась и, повернув ко мне голову, оттопыривала правое ухо и громко, отрывисто взлаивала: "Ам". Я понимал это как вопрос: куда идти? Я указывал рукой и кричал: "прямо", "направо", "налево". И Альфа бежала туда, куда я указывал.
Иногда где-нибудь в лощине я оставлял своего коня и шёл дальше пешком, а Альфу ставил в караул около Сокола. Она ложилась у его передних ног, и никто не мог подойти к коню. Обычно он стоял спокойно и без привязи, но иногда соблазнялся хорошей травой и тянулся за ней, делая шаг-другой. Альфа мгновенно вскакивала и легонько цапала зубами за передние ноги коня и рычала, словно хотела выразить: "ни с места". Она даже не позволяла приближаться ко мне незнакомому ей человеку, если я не говорил: "Свой, Альфа, свой".
Но однажды Альфа удивила меня...
Поехал я по делам службы к командиру полка полковнику Смирнову. Штаб полка размещался в блиндажах, вырытых на обратных от противника скатах безымянной высоты. Тут же внизу был заросший кустарником овраг. Подъезжать к штабу на машинах и на лошадях запрещалось, потому что немецкие самолёты могли засечь его и разбомбить. Лошадей и машины надо было оставлять в полукилометре от штаба, а затем идти пешком. Так я и сделал. Не привязывая, поставил Сокола в кустах и, приказав Альфе лечь около коня, пошёл по оврагу, пригибаясь к кустам. Отошёл я от коня метров пятнадцать и оглянулся. Смотрю, Альфа идёт за мной. Удивился я и строго прикрикнул на собаку: "Назад!" Вернулась Альфа и опять легла у ног коня. Ещё прошёл метров пятнадцать и опять оглянулся. Альфа опять следовала за мной. "Что такое? - думаю. - Почему она не хочет выполнять моё приказание?" Рассердился я. Вернулся, подошёл к собаке и стукнул её рукой:
- Назад! Ложись!
Альфа снова легла у ног Сокола и, положив на лапы морду, закрыла глаза. После этого я пошёл по своему маршруту и, пока не скрылся в кустах, видел лежавшую около коня Альфу. Лишь один раз она немного приподняла голову и, как мне показалось, хитровато посмотрела мне вслед. Но я не придал этому значения.
Каково же было моё удивление и возмущение, когда я при подходе к блиндажу командира полка увидел Альфу. Приседая на все ноги, она кралась к блиндажу с обратной стороны. Вот она уже на крыше блиндажа, покрытого зелёным дёрном. Смотрит на меня насторожённо, воровато и пугливо: а что, мол, ты на это скажешь?
В первый момент я хотел накричать на неё, но, подумав о том, что Альфа обхитрила меня - пока я шёл по прямой тропинке, она обежала по кустам, кругом, - я почувствовал себя обезоруженным. Развёл руками и улыбнулся:
- Ах ты, плутовка!..
Заметив мою улыбку и услышав добродушный голос, Альфа спрыгнула с блиндажа и бросилась лапами ко мне на грудь. Радостно взлаивая, она пыталась лизнуть меня в губы. Но я уже овладел собой и, оттолкнув её, нарочито громко крикнул:
- Пошла прочь!
Но Альфа не испугалась - она чувствовала, что этот окрик неискренний. Альфа отскочила от меня и, подбежав к двери блиндажа, толкнула её передними лапами и ворвалась в блиндаж. Я пошёл вслед за ней и услышал голос полковника Смирнова:
- Ваня! Гостья пришла. Угощай.
Это полковник говорил своему ординарцу Ване Горохову. Оказывается, когда я вместе с Альфой был в этом же блиндаже неделю тому назад и выходил из него на некоторое время, Ваня Горохов угостил Альфу тем, что она особенно любила, - колбасой и сахаром. И вот теперь, когда мы снова очутились в этих местах, Альфа настойчиво стремилась попасть в гостеприимный дом.
- Товарищ Горохов, вы дисциплину подрываете у моих пациентов, упрекнул я его. - Нельзя угощать! - А на собаку прикрикнул: - Марш к коню! Ну!
Альфа виновато опустила голову и вяло, нехотя вышла из блиндажа. Когда я вернулся к своему коню, собака лежала у его ног и боязливо посматривала на меня. Она опасалась наказания за свой проступок, но я не тронул её. Сам больше виноват... Бывая с ней в частях, я иногда допускал, что её кормили из чужих рук.
Постепенно мы приучили Альфу к выстрелам, стреляя поблизости от неё из пистолета и винтовки. Но особенно она боялась взрывов. Когда мы попадали под артиллерийский обстрел и снаряды рвались недалеко от нас, Альфа бросалась под ноги к коню и взвизгивала. Во время артиллерийского налёта приходилось ложиться на землю. Сокола я тоже приучил ложиться. Альфа прижималась ко мне, вздрагивала и закрывала от страха глаза. Я отгонял её от себя и подбадривал.
