Николай Семашко - Кох. Вирхов
Так прошло шесть лет непрерывных мытарств молодого ученого в его погоне за частной практикой ради куска хлеба. Кох, который с детства тяготел к науке, счел себя счастливым, когда его сделали уездным санитарным врачом в небольшом городишке. И здесь он застрял надолго.
Кох — уездный санитарный врач
Вольштейн был небольшой городок, от 2 до 3 тыс. жителей, в Познани. Кох занял в нем небольшой домик и приступил к работе «физикуса». Содержание за это он получал всего 900 марок в год. Работа «физикуса» за это ничтожное вознаграждение обыкновенно сводилась к тому, чтобы выдавать свидетельства о болезни, устанавливать развитие эпидемий, делать прививки, вскрывать трупы. Однако Кох не ограничивался формальным выполнением этих обязанностей «физикуса». Прежде, всего ему опять пришлось думать о куске хлеба для себя, жены и ребенка и о помощи родным. Опять началась та же нудная погоня за частной практикой. Опять пошли письма его и жены к родным, описывающие тяжелый труд Коха. «Особенно трудно иметь практику по деревням, — пишет его супруга, — подвода, которую посылали за ним, состояла из обычной телеги с вязанкой соломы в виде примитивного сидения. Часто усталый и разбитый Кох возвращался домой, а у ворот стояла уже в ожидании другая телега. Польские крестьяне особенно любят обращаться к врачу по ночам, так как днем и сами крестьяне и их лошади обычно заняты». Кох пользовался чрезвычайной популярностью среди больных: «Когда он входил, больные уже выздоравливали», говорили про него.
И при этих-то тягчайших условиях жизни Кох все-таки не забывал о научной работе и всячески стремился к тому, чтобы начать ее. Знакомый еще в детстве, по работе отца в горной промышленности, с условиями работы в ней, он стал интересоваться развитием профессиональных заболеваний среди угольных рабочих своего округа. Мало-помалу он начал создавать себе «лабораторию». Но что это была за лаборатория! Вместо газа он пользовался для подогревания препаратов керосиновой лампой; из тарелок, наполненных мокрым песком, он сделал нечто вроде прибора для разведения бактерий: на этот песок он капал кровь зараженного животного и следил за ростом культуры бактерии. Единственным утешением для него служил микроскоп, который он, путем сбережений и часто отказа в самом необходимом, купил себе ко дню рождения. Больные, за неимением комнаты для ожидания, ждали приема во дворе. Его кабинет для приема больных был разделен на две половины — в одной половине комнаты стоял стол, на котором располагалась его лаборатория: микроскоп, склянки с разводкой бактерий, его «термостат» (керосиновая лампа), питательные для бактерии среды и т. д. Другая же половина комнаты служила для приема: здесь был его стол, на котором он писал рецепты, около него два кресла, для него и для больного, и у стены — кушетка для исследования больных в лежачем положении. Вот в какой обстановке великий Кох начал свою научную работу и сделал открытия, поразившие буквально весь мир.
В Вольштейне и в округе в то время была широко распространена сибирская язва на животных. Кох принялся за исследование этого бича населения своего округа. И до Коха было известно, что заболевание сибирской язвой причиняется особой палочкой: сибиреязвенные бактерии нашел в крови больных Полендер еще в 1849 году, Давэн описал эту палочку подробно еще в 1863 году. Давэн учил, что только перенос этой палочки от одного животного к другому причиняет болезнь, без этой палочки нет заболевания. «Но почему же, — думал Кох, — сибирская язва часто имеет эндемический характер, то есть животные заболевают поголовно в данной местности, а в другой нет? И почему сибирская язва больше всего распространяется эндемически в сырых, болотистых местностях?» Благодаря эндемичности сибирской язвы некоторые ученые готовы были даже отрицать роль сибиреязвенной палочки в распространении болезни; они пытались объяснить ее распространение в болотистой местности гнилой водой, сыростью и прочими особенностями болотистых мест. Кох стал внимательно следить за развитием палочек сибирской язвы. Он брал кровь от заболевших или умерших животных и прививал ее опытным животным. Слово «опытное животное» громко звучало у Коха по тому времени: единственными опытными животными, которыми он располагал, были обычные мыши, которых он ловил; приобретение других опытных животных было ему не по средствам. И вот он надрезывал у мышей спинки хвостов, заражал надрезы кровью животных, погибших от сибирской язвы или больных ею.
Он видел под своим микроскопом, как бациллы размножались в крови, образовывали целые цепочки, ожерелья; значит, бациллы эти действительно вызывают заболевание сибирской язвой. Кох продолжал дальше свои исследования: он попробовал микроскопический препарат с сибиреязвенными бациллами держать долго под микроскопом. Сначала сибиреязвенные палочки толстели, удлинялись, делались более яркими, а потом, когда препарат стал засыхать, притом после того, как он находился в условиях низкой температуры, неблагоприятной для жизни и размножения бактерий, он вдруг увидал замечательное зрелище под микроскопом: в палочках все ярче стали образовываться зернышки, палочки стали тускнеть, а зернышки, наоборот, делаться все рельефнее, палочки стали распадаться, и из них стали вываливаться эти зернышки — споры.
Это было величайшим открытием. Еще раньше гениальный ботаник Кон предполагал развитие спор сибиреязвенных бацилл; но он не мог этого установить точно и высказывал скорее предположение, чем констатирование твердо установленного факта. Кох это твердо установил. Кох понял, что при неблагоприятных условиях сибиреязвенные бациллы выделяют споры; что споры эти обладают гораздо большей стойкостью, чем бациллы; что они могут выживать при таких неблагоприятных условиях, при которых бациллы погибают: при низкой температуре, в сухом месте, без питательной среды и т. д.
Коху стал ясен и эндемический характер сибирской язвы, распространение ее в болотистых местностях. Очевидно животные сеяли в болоте заразу; споры сибирской язвы переносили неблагоприятные условия — холод и даже снег; временные высушивания и т. д.; сырая, болотистая местность служила питательной средой для них. Здоровый скот, поедая траву в такой болотистой местности, зараженную больными животными, таким путем заражался.
Важно было не только это теоретическое открытие Коха. Важно было и то, что от этого открытия шли пути организации правильной борьбы с сибирской язвой: теория освещала путь практике. Значит, чтобы бороться с сибирской язвой, нужны два основных мероприятия: уничтожение заразы (дезинфекция) и осушение болотистой местности, в сухой среде споры сибирской язвы погибают гораздо быстрее. Но и при дезинфекции нужно быть весьма осторожным: споры сибирской язвы чрезвычайно живучи; при известной температуре бациллы сибирской язвы погибают, а споры еще остаются. Поэтому, например, кипячением споры сибирской язвы можно уничтожить лишь тогда, когда кипение ключом продолжается 5–10 минут.
