Владимир Беляков - Русский Египет
По прибытии «Королевы Ольги» в Одессу жандармы произвели на судне тщательный обыск. Правда, они ничего не нашли, поскольку кочегары успели сжечь запрещенный груз. Однако направлять таким путем в Одессу нелегальную литературу было уже рискованно.
Тогда кочегар Д. П. Третьяков переехал из Одессы в Батум и нанялся на пароход «Боржом», возивший в Александрию керосин. Чтобы скрыться от жандармов, взял паспорт у своего товарища В. Н. Верисоцкого. Но кочегар не знал, что за трактиром «Севастополь» царская охранка уже установила слежку. Поэтому когда в августе на «Боржом» загрузили партию нелегальной литературы, об этом сразу же стало известно российскому консулу.
В пяти пакетах, конфискованных на «Боржоме», было около полутора тысяч экземпляров нелегальных изданий 16 наименований. Среди них — 94 экземпляра знаменитой работы В. И. Ленина «Что делать?», несколько номеров газеты «Искра» и марксистского журнала «Заря». Третьяков едва успел скрыться с парохода. Его долго прятали в Александрии у надежных людей, а затем переправили в Европу.
Провал на «Боржоме» означал, что «египетский путь» стал ненадежным, и редакция «Искры» понимала это. «Путь через Александрию надо окончательно бросить, ибо там страшная слежка, — писала 28 декабря 1902 года Н. К. Крупская Херсонской искровской группе. — Верисоцкий, он же Третьяков, еле выбрался из Александрии, у Юзефовича были обыски».
Рассказ о пересылке «Искры» через Александрию можно было бы дополнить еще кое-какими деталями, но они принципиально не меняют картины. И хотя «египетский путь» газеты не был основным и просуществовал недолго, это наша история, а историю надо беречь, нравится она нам или нет.
Не попробовать ли найти трактир «Севастополь»? Этой мыслью я поделился с доктором Касемом, и он меня поддержал.
Когда мы с ним в тот день ехали в Александрию, то уже знали, что ресторана или кафе с названием «Севастополь» в городе нет. По крайней мере таково было единодушное мнение советских специалистов, работающих в Александрии, и друзей доктора Касема, живущих в этом городе. Но дом-то наверняка остался! Центр города, застроенный на рубеже нашего столетия, с тех пор практически не изменился. Редкие новые здания вклинились в старинные дома полувосточной-полуевропейской архитектуры в кварталах, примыкающих к порту.
Был бы адрес — и поиск дома не составил бы особого труда. Но в том-то и дело, что адреса не было. Оставалось одно: метод «полевого исследования» — колесить по городу, расспрашивать людей. Для этого нужен был опытный проводник, хорошо знающий Александрию. После некоторых раздумий доктор Касем остановился на своем бывшем аспиранте, докторе Ибрагиме ас-Саихе.
С доктором Ибрагимом мы договорились встретиться в кафе на площади Саада Заглюля, в самом центре города. Он оказался высоким, интересным мужчиной лет тридцати. Отправились в район порта. По случаю рамадана его многочисленные кофейни были почти пусты. Расспрашивали буквально всех — и посетителей, и владельцев. Все отрицательно качали головой.
Жарко. Май в Египте — уже лето. В Каире в это время столбик термометра не опускается обычно ниже отметки + 3 °C. В Александрии чуть прохладнее, зато влажность повыше. В очередной кофейне прошу моих спутников задержаться и заказываю себе стакан чая. Садимся за выставленный на тротуар столик. В Каире, пожалуй, делать этого не стоило бы, чтобы не раздражать египтян. Здесь другое дело. В Александрии по-прежнему много иностранцев. Огромный порт — второй по грузообороту в Средиземноморье после Марселя — вечно битком набит судами со всего света. На улицах города звучит многоязыкая речь. Так что его жители смотрят на нарушителей Рамадана спокойнее, чем вхтолице.
Сидим, смотрим по сторонам. Из-за угла появляется высокий подтянутый старик. На нем поношенный, но тщательно отутюженный темный костюм и морская фуражка. Садится за соседний столик, с интересом поглядывая на нас. Людей такого возраста и такой профессии надо расспрашивать в первую очередь.
— Простите, не знаете ли вы, где было когда-то кафе «Севастополь»? — обращаюсь я к старику по-арабски. — Его владельцем еще был человек по фамилии Юзефович?
— «Севастополь»? — переспрашивает старик. — Это что, такой русский порт на Черном море? Я в свое время часто ходил в Россию, но в Севастополе не бывал, не доводилось. Нет, про такое кафе не слышал. А как, ты говоришь, была фамилия владельца?
— Юзефович.
— Юзефович? — опять переспрашивает старик. — Знаю одного человека с такой фамилией. Он работает автомехаником в мастерской рядом с университетом.
Расплачиваюсь за чай, благодарю старика, и мы едем к университету.
В египетских городах обычно так: если уж увидели авторемонтную мастерскую, значит, рядом и вторая, и третья. Ремесленники одной профессии, как в Средневековье, чаще всего группируются в одном квартале. Поэтому на розыск автомеханика Юзефовича нам потребовалось около часа.
— Я Юзефович, — говорит пожилой человек, вытирая руки об ветошь. — А что такое?
Доктор Ибрагим объясняет суть дела. Механик на минуту задумывается.
— Сам-то я родился в Македонии, хотя живу в Египте с 1931 года, — объясняет он. — В юности знавал человека, фамилия которого тоже была Юзефович. Только был он не македонец. У того Юзефовича было в Александрии три кафе. Одно существует и поныне — на станции Сиди Габер.
До станции Сиди Габер от порта далековато, да и дом, в котором находится тамошнее кафе, построен сравнительно недавно. Так что это определенно не бывший трактир «Севастополь». Да, подтверждает хозяин кафе Абдель Фаттах, раньше оно принадлежало человеку по фамилии Юзефович. Он умер в начале 40-х годов. У него были еще два кафе. Самое старое, существовавшее с незапамятных времен, — возле коптской церкви в центре города.
Улица эта так и называется — Коптской церкви. Коптов, египтян-христиан, и поныне немало в стране. Стоит эта церковь во дворе, в окружении старинных домов. Подъехать к ней на машине невозможно, да и припарковаться на улице негде. Разве что во втором ряду. Но это считается в Египте тяжелейшим нарушением правил уличного движения — гораздо более серьезным, чем проехать на красный свет, и потому немедленно карается немилосердным штрафом. Так что мне приходится остаться в машине, а мои спутники уходят к церкви продолжать поиск.
У выхода со двора стоит катафалк, запряженный шестеркой лошадей. Если бы не машины, можно было бы подумать, что действие происходит в начале века. Диссонансом с катафалком выглядят праздничные фонари на натянутой через неширокую улицу веревке. Такие и подобные украшения вывешиваются в дни Рамадана в египетских городах повсюду. Вот она, диалектика жизни: кому-то — праздник, а кому-то — горе.
