Николай Крылов - Сталинградский рубеж
Член Военного совета дивизионный комиссар Кузьма Акимович Гуров был, как и Лопатин, старым конником. Во время гражданской войны он получил свой первый орден Красного Знамени, а второй имел за участие в освобождении прошлой зимой города Калинин. Кузьма Акимович прошел большой путь кадрового политработника. Начал он с политрука эскадрона в Забайкальском красногусарском полку - был такой на Дальнем Востоке, когда в тех краях служил и я. Перед Великой Отечественной войной Гуров занимал посты военкома Артиллерийской академии, начальника Военно-педагогического института.
В 62-ю армию Гуров попал с должности более высокой. Будучи членом Военного совета Юго-Западного фронта, он вырвался в июне из окружения под Харьковом с остатками одной танковой бригады. После расформирования Юго-Западного фронта должен был стать членом Военного совета Сталинградского фронта и собственно уже в этом качестве, только еще не утвержденный Ставкой, выехал в 62-ю армию, выдвигавшуюся за Дон. Через день или два командующий фронтом - тогда это был маршал С. К. Тимошенко - передал ему по телефону: "Звонил начальник Главного политуправления Щербаков. Спрашивал: что, если Гурова оставить членом Военного совета у Колпакчи?" Вслед за тем А. С. Щербаков сам соединился с Калачом. "Помогите как большевик укрепить молодую армию", - сказал он Гурову. Дивизионный комиссар заверил, что сделает все от него зависящее, и предоставил начальству решать, в какой должности ему быть.
Об этом я узнал от Кузьмы Акимовича, конечно, уже потом. А при первом нашем разговоре он, дополняя Лопатина, помог мне помимо уяснения оперативной обстановки представить ее напряженный, драматический характер.
Гуров прибыл в 62-ю армию к самому началу боевых действий, провел много времени непосредственно в сражающихся войсках. Он давал выразительные характеристики командирам, политработникам. Это были впечатления человека, находившегося рядом с ними в боях.
Запомнился его рассказ о 33-й гвардейской дивизии. Она была укомплектована воздушнодесантниками и получила гвардейское звание и Знамя еще при формировании. Использование таких соединений в качестве обычных стрелковых - преимущественно на особо ответственных участках - диктовалось чрезвычайными обстоятельствами того времени. Но поначалу возникали некоторые опасения: как-то покажут себя парашютисты, готовившиеся к действиям совсем иного рода, например, в полевой обороне против танков?
- Пехотинцами они оказались отличными, - рассказывал Гуров. - Народ твердый, железный. Если приказано - ни шагу назад, никакая сила не сдвинет. Уйму гитлеровцев уложили воздушнодесантники перед своими окопами. А как у них немецкие танки горели! Бывает ведь, докладывают - сожгли столько-то, а проверить невозможно. Ну а уж тут я собственными глазами удостоверился, что у Утвенко считают точно. Двадцать два километра был фронт у дивизии, и нигде фрицы слабого места не нашли, пошли в обход...
- Да, таких хоть объявляй дважды гвардейцами, - подтверждал командарм.
И оба хмурились, думая, наверное, о том, что от 33-й гвардейской дивизии, номер которой продолжал значиться в списках армии, остался фактически лишь небольшой сводный отряд. Неудивительно, что в рассказе члена Военного совета о гвардейцах-парашютистах переплелись восхищение и горечь.
Те же чувства, только как бы приглушенные, сдерживаемые, уловил я, когда командующий говорил о сражавшихся в армии курсантских полках Краснодарского, Грозненского, Винницкого, 2-го Орджоникидзевского училищ... Некоторые из этих полков прибыли в донскую степь раньше самой армии и становились ее передовыми отрядами, боевым охранением, а потом нередко использовались в качестве надежных отрядов прикрытия. Придаваемые различным дивизиям, они везде дрались доблестно, но день ото дня редели. "Это полки героев", - сказал Лопатин.
К середине августа реально существовал уже только полк Орджоникидзевского училища, находившийся в армейском резерве.
Да, все в этой молодой, еще совсем недолго воевавшей армии напоминало о том, чего стоило (и, конечно, не одной ей) задержать врага, приостановить его продвижение к Волге. Пока - только приостановить.
После того как армия заняла нынешние позиции на внешнем обводе, за неделю с небольшим, ее соединения и части успели много сделать для их укрепления. Но восполнение потерь в людях и в вооружении шло далеко не так быстро, как хотелось бы. Маловато было противотанковой артиллерии, и совсем мало зенитной. Оставляла желать лучшего обеспеченность снарядами (на армейских складах имелось всего два боекомплекта) и даже винтовочными патронами. В то время трудности со снабжением боеприпасами вообще очень обострились, а для Сталинградского и Юго-Восточного фронтов они, очевидно, усугублялись еще и ограниченностью путей подвоза.
Узнал я и о многом другом, что осложняло положение и беспокоило командование армии. Но когда разговор зашел о состоянии конкретных соединений (данные о том, чем они располагают, выглядели не очень-то отрадно), дивизионный комиссар Гуров негромко и вместе с тем как-то особенно значительно произнес:
- Только примите, Николай Иванович, к сведению и то, что духом армия теперь сильнее, чем месяц назад. Люди закалились, возмужали. Прибавилось опыта, упорства, злости к врагу. Таких героев, как Петр Болото, уверен, найдутся тысячи.
В Кузьме Акимовиче Гурове, узнав его ближе, я нашел настоящего друга. Моральная поддержка этого человека, умевшего быть непреклонно твердым, подчас суровым, а вообще-то доброго, отзывчивого и веселого, часто была для меня просто неоценимой.
Пусть читателя не удивляет, что я больше ничего не говорю о начальнике штаба армии Н. А. Москвине. Не успели мы толком познакомиться, как выяснилось, что его переводят в другое место. Я не предполагал тогда стать в недалеком будущем преемником Москвина, но могу сразу сказать: штаб он оставил сколоченный, высокоработоспособный. Потом я узнал, что за то недолгое время, пока армия была резервной, много сил подготовке своих штабистов отдал и первый ее командующий В. Я. Колпакчи, который раньше сам возглавлял крупные штабы.
В исполнение обязанностей начальника штаба вступил заместитель Москвина полковник Сергей Михайлович Камынин, опытный, высококвалифицированный штабист.
В штабе армии я побывал прежде всего в оперативном отделе. Недавнего его начальника полковника К. А. Журавлева, фамилию которого я услышал еще в штабе фронта, в Карповке уже не было. Это он при первом, в конце июля, окружении за Доном двух дивизий и других частей был послан туда, чтобы обеспечить нарушившееся боевое управление. В силу сложившихся обстоятельств Журавлев вступил в командование всей окруженной группировкой и вывел пять тысяч человек в расположение 4-й танковой армии, где их всех и оставили. А начальником оперативного отдела в штабе шестьдесят второй стал подполковник Н. С. Климов. Придя с ним к операторам, я почувствовал себя словно в родном доме - все тут живо напоминало дорогой мне оперативный отдел штаба Приморской армии.
