Павел Дворкин - Годы, вырванные из жизни
В Котласе нас выгрузили и отправили в один из пересыльных пунктов, где разместили по баракам в отдельные блоки. Товарища Подлаза отправили в другой пункт. Там его назначили комендантом. В то время в Котласе были сосредоточены десятки тысяч заключенных, следовавших в лагеря Крайнего Севера и Заполярья: Ухтижмлаг, Усть-Вымилаг, Логчимлаг, Печору и Воркуту. Из Москвы вместе со мной в лагеря шли товарищи:
Тодорский Александр Иванович, до ареста начальник Военно-Воздушной академии им. Жуковского. Осужден на 15 лет. Жена его, коммунистка, была арестована немного раньше его и расстреляна как «шпионка» какого-то иностранного государства.
Светлов Фердинанд Юльевич — старый большевик с 1904 или 1905 года, один из авторов знаменитой «Политграмоты» (Бердникова и Светлова), до ареста директор коммунальной академии в Москве. Умер в Ухтлаге в психиатрической больнице в 1944 году.
Киверцев Андрей — бывший пом. ком. войск Смоленского военного округа. Умер в Ухте.
Перельштейн Мирон Львович — зам. редактора «Комсомольской правды», кандидат ЦК ВЛКСМ, погиб в Воркуте.
Здродовский Павел Феликсович — профессор микробиологии. Шел в этапе из Москвы в Ухтлаг. В настоящее время дважды лауреат Ленинской премии, проживает в Москве.
Козлов — председатель ревкомиссии ЦК ВЛКСМ. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
Буценко — секретарь президиума ВУЦИКа. Жив. Находится в Киеве.
Бойцов Виктор — начальник личной охраны Жданова. Умер от умопомешательства.
Цандер Виктор — немец, коммунист, работник Коминтерна, умер в лагере.
Нахкала — финский коммунист, рабочий, столяр, умер в лагере.
Беленький — бывший секретарь т. Дзержинского Кауль — бывший управделами ЦКК.
Крумин — редактор газеты «Экономическая жизнь». По сведениям, жив, находится в Риге.
Жильцов Александр Иванович — начальник продовольственного управления РККА, в прошлом рабочий-пекарь, умер в лагере.
Оверкин Алексей Дмитриевич — бывший начальник снабжения горючим авиации РККА, живет в г. Москве.
Славин Михаил Львович — быв. комиссар военно-химической Академии им. Ворошилова, живет в Москве.
Анулов Леонид Абрамович — бывший работник разведупра, живет в г. Москве.
Адамович — бывший секретарь Якутского обкома. Жив.
Некрасов — профессор древнерусского искусства. Умер.
Захаров Николай Федорович — бывший секретарь НКВД Украины. Окончил институт красной профессуры. Жив.
Езерский Филипп — бывший начальник отделения главка Наркомпита СССР, жив.
Чугунов Василий — бывший работник Московской милиции. Жив.
Было и много, много других, но фамилии их стерлись уже из памяти. Из женщин коммунисток и комсомолок в нашем этапе шли:
Разумова Аннна Лазаревна — партийный работник, жена бывшего секретаря Восточно-Сибирского крайкома партии т. Разумова.
Куусинен Айна — коммунистка, финка. Живет в Москве.
Рыкова Наташа — дочь Рыкова Алексея Ивановича.
Арина Мария Абрамовна — коммунистка, работала в МК. Живет в Москве. Андреева Александра Азарьевна — она же Ашихмина, старая большевичка, профессиональная революционерка, умерла в Ухте. О ней очень тепло отзывается К.Т. Свердлова в своей книге «Яков Михайлович Свердлов» (стр.37, изд. 1957 г.)
В Котласе мы пробыли около двух недель, и за это время все мы ближе сошлись, подружились. Общее горе сроднило нас, единомышленников по партии и идеям, людей без вины виноватых.
Мне вспоминается один старый большевик, к сожалению, не знаю его фамилии. Он рассказывал нам, что он до ареста работал директором библиотеки имени Ленина в Москве. Когда-то учился вместе с Молотовым. После ареста жена его, хорошо знавшая Молотова, обратилась к нему с просьбой чем-либо облегчить участь мужа, который ни в чем не виноват. Но Молотов не захотел даже ее выслушать.
Рассказывал он также, что во внутренней тюрьме на Лубянке сидел начальник МОРСИ Викторов и еще один моряк из высшего комсостава. Во время допросов их избивали до такой степени, что они вынуждены были оговорить себя и других. Но им как-то удалось передать заявление Ворошилову, чтобы он как нарком военмор вызвал их на личную беседу. Прежде чем вести к наркому, их побрили, приодели и доставили в кабинет к Ворошилову, где был и Молотов. Викторов и его товарищ рассказали, как их истязают, заставляя клеветать на себя и других, и что они под пытками вынуждены были оклеветать себя. Тогда Ворошилов сказал:
— Какие из вас большевики, если вы не можете выдержать пыток и оговариваете себя и других. Уведите их — приказал он.
Оба они были впоследствии расстреляны.
Среди этапников были и уголовные преступники, рецидивисты. Они угнетающе действовали на нас своим похабнейшим лексиконом и наглой распущенностью.
В Котласе нас выводили за зону на работы. Мы грузили прессованное сено на баржи Северной Двины. Работа была не тяжелая, время теплое — июнь, и все, после томительного пребывания в тюрьме, допросов и издевательств, охотно работали на воздухе, разминали застывшие мышцы. Вечерами мы выходили из бараков, собирались группами и хором пели русские и украинские песни. Особенно выделялся мощный голос Буценко, человека, обладавшего богатырским сложением. Пели стройно, и ветер уносил куда-то вдаль, в тайгу, в тундру песни, льющиеся из глубины сердец. Больше всего исполнялись песни: «Закувала та сива зозуля», «Ревут и стогнут хвыли», «Прочь осенние думы» — Леси Украинки «По пыльной дороге», «Ермак» и другие. Со стороны можно было подумать, что поют это не узники, а боевые солдаты.
Находясь на этапе, почти все начали писать жалобы во все инстанции, вплоть до Президиума Верховного Совета СССР и самого «вождя народов» на необоснованность приговоров. Но на все жалобы следовал один штампованный ответ: «Осужден правильно», и точка.
Вскоре из бараков нашего блока начали вызывать людей и уводить в другую зону. Готовился этап в Воркуту. Но об этом мы узнали вечером, когда нам удалось через проволоку переговорить с этими товарищами. Везти должны были их на пароходе по Северной Двине мимо Архангельска до Нарьян-Мара, а оттуда пешком до Воркуты. В тот год только началось строительство железной дороги Ухта-Воркута. Каждого из нас занимала одна мысль: а куда же направят нас? Прощание с товарищами, уходившими в этап, было скорбное. Многие плакали, отчетливо представляя себе всю тяжесть пребывания в заключении на Крайнем Севере и в Заполярье. Все вокруг было сурово: и природа, и люди, которым была вверена наша судьба.
Однажды кто-то вошел к нам в барак и сообщил, что в Котлас прибыл «Московский этап». Все высыпали из бараков, чтобы посмотреть, нет ли среди прибывших друзей, родственников, узнать московские новости. Этапных ввели в нашу зону. В первой колонне этапа я узнал бывшего замнаркомвнутдела НКВД Казахстана майора Володзько Павла Васильевича, который подписывал ордер на мой арест. Должен сказать, что никакой злобы я почему-то не почувствовал к Володзько, т. к. был уверен, что подписывал он эти ордера с большой душевной травмой. Он был лишь «топором» в руках других.
