Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме
Ничейная полоса к северу и западу от периметра доставляла меньше беспокойств. Там был небольшой склон от укреплений к реке Муй Тхинь, огибавшей лагерь с этой стороны. Река была всего метров пять шириной и лишь в паре мест достигала двадцатипятиметровой ширины. В таком виду она вряд ли имела военное значение, как преграда для наземной атаки. Однако, между рекой и линией укреплений почти не было растительности. Там не нужны были ни мины, ни ракеты. Весь этот участок представлял собой сплошной стрелковый тир. На другой стороне реки джунгли были столь же плотными, как штабель кирпичей.
Клочок земли на западном краю базы, известный как огневой рубеж, использовался в школе джунглей для упражнений в стрельбе. Мы провели большую часть дня, осыпая этот раздолбанный участок противотанковыми ракетами и гранатами. Мы расщепляли деревья и сносили лианы длинными очередями 50-го калибра. От трассирующих пуль то тут, то там загорались небольшие пожары. Мы все отлично провели время. Когда я уже начал думать, что мои уши сейчас отвалятся, Лазанья дал знак прекратить огонь и сделать перерыв. Естественно, никто из нас оказался достаточно умным, чтобы захватить беруши. Мы вообще не думали, что можно оглохнуть.
«Хлоп, хлоп, хлоп!» — выстрелы из АК-47 раздались с огневого рубежа, и пули подняли небольшие облачка пыли, врезавшись в землю у нас под ногами. Все отскочили в разные стороны. Вот такое охренительное гостеприимство к новым соседям! Я впервые оказался под обстрелом.
— Снайпер, снайпер, снайпер! – вопил Фуэнтес, нырнув в укрытие. Затем он начал выкрикивать приказы, выпуская слова настолько быстро, насколько это возможно для человеческих сил. К сожалению, он говорил по-испански и звучало это как истерика у Рики Рикардо из сериала «Я люблю Люси».[4] К этому моменту мы все растянулись плашмя на земле, желая поглядеть, как наш инструктор справится с этим импровизированным заданием. Мы по-прежнему видели себя больше сторонними наблюдателями, чем участниками военного конфликта, так что мы просто лежали на земле, как будто смотрим по телевизору кино про войну.
Чарли с Огневого Рубежа был тут хорошо известен. Он частенько постреливал из укрытия после того, как группа стрелков заканчивала упражнение, и пытался кого-нибудь зацепить. За несколько месяцев до того он стрелял с позиции чуть восточнее и убил парня из роты «С» во время раздачи почты в проезде между ротными палатками. Как мне эту историю пересказывали, снайпера и его жертву разделяли примерно три сотни метров. Снимаю шляпу перед снайпером, это был либо очень хороший выстрел, либо очень удачный. Я с такого расстояния не попаду ни во что размером меньше мусоровоза. Было бы здорово, если кто-нибудь пошёл и прикончил его, но там валялось столько неразорвавшихся боеприпасов, что только слабоумный отправил бы за ним пеший патруль. Мы, впрочем, предпринимали попытки отстреливаться.
Наши сегодняшние усилия возглавил Лазанья, который, успокоив Фуэнтеса, открыл огонь из М-60. Ещё один преподаватель из школы джунглей использовал М-16. Вскоре подъехал джип с установленным на нём М-60 и самой длинной патронной лентой, что я когда-либо видел. Она лежала на полу джипа кучей размером с пятигаллонное ведро. Они использовали её всю. Мой вклад в нашу национальную оборону в тот день состоял из нескольких залпов моего фотоаппарата «Кодак Инстаматик». Перед тем, как покинуть Калифорнию, я воспользовался зелёной и коричневой краской от сборной модели самолета, чтобы придать фотоаппарату камуфляжную раскраску. У меня получились хорошие снимки этого эпизода.
На следующий день мы учились ставить мины «клаймор». В один прекрасный момент сержант Уилсон, ещё двое джи-ай и я оказались за небольшой насыпью, где присоединили детонатор к проводу, который тянулся на сорок метров к «клаймору». Уилсон как будто бы кивнул, когда я спросил, не надо ли взорвать мину, так что я её взорвал.
— Ёбаный мудак! Кто тебе сказал это делать? – завопил Уилсон мне в лицо. Он орал, что другие солдаты могли ещё ставить мины и что я их, возможно, их всех убил. Потом он сорвался с места и умчался.
Эти секунды, казалось, длились вечность. Меня охватило отчаяние. Моё сердце упало, моё тело обмякло. Меня окружила тьма. Я не мог пошевелиться, чтобы выглянуть из-за насыпи. Я просидел там целые световые годы, пока не вернулся Уилсон с остальными. Они отошли от мины до подрыва, и никто не пострадал. Мне хотелось проблеваться. С самого начала я переживал из-за возможности случайно ранить или убить кого-нибудь из своих. Когда столько подростков имеют при себе столько оружия, это обязательно должно было с кем-то произойти. Мне не хотелось, чтобы это был я, я больше беспокоился о том, чтобы никого не задеть, чем о том, что меня самого могут подстрелить. Почему, я не знаю.
Позже в тот же день нас снова обстрелял Чарли с Огневого Рубежа. Мы уже почти собрались уходить, так что, в принципе, мы просто ушли. Для представительности мы небрежно выпустили несколько пуль в его сторону. Чистая показуха.
Дома, в Штатах, учителям в колледжах с трудом давалось решение о несдаче экзамена. Это означало, что студент терял освобождение от призыва и отправлялся в далёкие джунгли, где, возможно, погибал. В нашей школе всё было наоборот. Все её успешно оканчивали и могли отправляться в джунгли, где, возможно, погибали. Никто не проваливался на экзаменах, даже я со своим дурацким, подростковым инцидентом с подрывом клаймора. Церемония выпуска была весьма краткой, собственно, заключалась она в рукопожатии. Мы даже не получили какого-либо диплома. Один из сержантов, которому случилось быть рядом, пожал нам руки и пожелал успехов на прощание. Я даже не помню, кто это был, по-видимому, Фуэнтес, но точно не Уилсон. Большинство инструкторов уже сидели в своих палатках и пили пиво, когда мы разошлись.
Рота «С» располагалась в северо-западном конце периметра, рядом со стрелковым тиром, на расстоянии примерно городского квартала от школы. Пока я шёл к расположению своей новой роты, слева от меня над джунглями появился вертолёт «Хьюи». Когда я его заметил, он летел на высоте примерно в двести футов. Промчавшись в сторону аэродрома в Лай Кхе и пролетев надо мной, он снизился примерно до сотни футов. За ним тянулся густой дым и небольшое пламя прорывалось у основания главного винта. Остекление с правого борта было выбито. Второй пилот смотрел прямо на меня, но не шевельнул ни единым мускулом на лице и ни капли не изменил его выражения. Вертолет скрылся из виду за высокими деревьями мишленовской плантации. Не последовало ни грохота взрыва, ни огненной вспышки, что, по-видимому, означало удачную посадку и счастливое завершение полёта.
