К. Осипов - Суворов
Проницательный взор молодого офицера ясно видел недостатки организации русской армии и невежество начальствующего состава. Тысячи храбрых русских солдат пали на полях битвы, но их стойкость не принесла никакой пользы из-за бездарности командования. Апраксина сменил Фермор, Фермора — Салтыков. Салтыков все время ссорился с австрийским главнокомандующим Дауном, ездил в Петербург жаловаться на него, армия же топталась на месте.
В начале кампании прусский король пренебрежительно отзывался о русских: «Это — орда дикарей, не им воевать со мною». Вскоре он изменил свое мнение. При Цорндорфе (1758) он хотя и одержал победу, но с таким трудом, что воскликнул: «Этих русских можно перебить всех до одного, но не победить».
В августе 1759 года русско-австрийские войска нанесли под Кунерсдорфом страшное поражение армии Фридриха. После этой битвы Фридрих в отчаянии искал смерти, считая, что дело его безнадежно проиграно. «Ужели для меня не найдется ядра!» — вскричал он. Потеря 25 тысяч солдат и 172 пушек ставила его поистине в безвыходное положение, но бесталанность союзного командования и на этот раз спасла его. Естественно было ожидать, что победители займут прусскую столицу, дорога в которую была открыта. Фридрих и сам так думал; он отдал приказ эвакуировать из Берлина архивы и вывезти королевскую семью. Но Салтыков, ссылаясь на продовольственные затруднения, приказал отступать. Он руководился при этом соображениями отнюдь не военного порядка: всем было известно пристрастие наследника престола, Петра III, к прусскому королю. Чем старше становилась Елизавета, тем большее значение приобретала при дворе партия наследника. Представители этой партии развивали тот взгляд, что полное ослабление Пруссии противоречит русским интересам, так как оно непомерно усилит Австрию. Они прилагали всяческие усилия ж тому, чтобы ограничивать действия русских войск, и отказ от использования Кунерсдорфской победы был прямым результатом этих стараний.
Битва при Кунерсдорфе была первой, при которой присутствовал Суворов; однако непосредственного участия он в ней не принимал.
В это время он состоял в корпусе князя Волконского, но часто бывал допускаем к Фермору, на которого произвел благоприятное впечатление и, которого сам высоко ценил. О Ферморе он навсегда сохранил хорошую память. «У меня были два отца, — выразился он однажды, — Суворов и Фермор». Зная отрицательное отношение Фермора к некоторым генералам, Суворов позволял себе резко критиковать распоряжения высшего командования. Когда выяснилось, что русская армия после победы не продвигается вперед и даже не преследует бегущего неприятеля, он с удивлением и горечью открыто заявил Фермору:
— На месте главнокомандующего, я бы сейчас пошел на Берлин.
Делая это смелое, характерное для него заявление, Суворов, понятно, не учитывал придворных интриг, влиявших на образ действий Салтыкова.
В конце 1759 года пришел новый приказ: Суворов назначался «к правлению обер-кригскомиссарской должности». Но ему уже было невтерпеж. Хозяйственные должности опостылели ему — он рвался к боевой деятельности. Суворов обратился к отцу с просьбой, столь настойчивой, что тот, уступая ей, возбудил ходатайство о переводе сына в полевые войска — «так как по молодым летам желание и ревность имеет еще далее в воинских операциях практиковаться». Ответ пришел незамедлительно: Суворов был оставлен в действующей армии с назначением «генеральным и дивизионным дежурным» при Ферморе.
Теперь Суворов стал заправлять штабом корпуса, которым командовал Фермор. Но и штабная работа не удовлетворяла его. Он чувствовал, что его место на полях сражений, среди «живых стен» солдат. В стремлении к боевой деятельности, он принимает участие в экспедиции на Берлин.
Экспедиция эта явилась данью, которою хотел откупиться Салтыков от тех, кто настаивал на более активных действиях русской армии. Легкий кавалерийский отряд под начальством Тотлебена внезапно двинулся осенью 1760 года на столицу прусского короля. Одновременно туда же направился отряд австрийцев под командой фельдмаршала Ласси. Никаких серьезных военных или политических целей, — которые, несомненно, открывались в связи с занятием неприятельской столицы, — союзное командование себе не ставило. «Поелику главною целью при сей экспедиции было получение превеликой в Берлине добычи, и оною, сколько с одной стороны мы, а того еще более цесарцы прельщались, то походом сим с обеих сторон делано было возможнейшее поспешение… Но как много зависело от того, кто войдет в сей город прежде, то наши были в сем случае проворнее»[8].
Находившиеся в Берлине три батальона не могли долго сопротивляться подступившим войскам и, спасая город от бомбардировки, отступили. Началось взятие «добычи», в котором особенно энергичное участие приняли подоспевшие австрийцы. Тотлебен потребовал четыре миллиона талеров контрибуции; после долгих споров сошлись на полутора миллионах. Тем временем казаки, совместно с австрийскими солдатами, взимали свою контрибуцию. Участвовавший в налете на Берлин Болотов записывал: «Солдаты… вынуждали из обывателей деньги, платье и брали все, что только могли руками захватить и утащить с собою… Кто опаздывал на улицах, тот с головы до ног был обдираем».
Впрочем, все это было в порядке вещей; прусская армия вела себя так же в занимаемых ею городах, и берлинцы даже преподнесли русскому коменданту 10 тысяч талеров в подарок за «хорошее и великодушное поведение».
Между тем пришло известие, что Фридрих с крупными силами идет на выручку Берлина. Услышав об этом, русские и австрийцы тотчас со всей поспешностью удалились восвояси. Единственный результат экспедиции был тот, что Салтыков получил возможность отвести от себя обвинения в «непонятной медлительности».
Суворов участвовал в берлинской экспедиции в качестве волонтера; никакой самостоятельной роли он все еще не играл.
Эта роль пришла к нему в следующем, 1761 году. Только с этого года Суворов вплотную соприкоснулся с боевой деятельностью, на этот раз в качестве хотя и скромного, но самостоятельного боевого командира. Салтыков был, наконец, смещен. Новый главнокомандующий русской армией, Бутурлин, образовал особый конный отряд под начальством генерала Берга, на который возлагалась обязанность парализовать действия прусской кавалерии, уничтожавшей продовольственные склады русских. Берг неоднократно встречал Суворова у Фермера и составил о нем высокое мнение. К тому же, ему была известна тяга молодого офицера к боевой активности, к трудностям походов и опасностям сражений. Он предложил ему занять пост начальника штаба в своем отряде. Суворов с готовностью принял предложение. Добились согласия Фермора, и новый начальник штаба выехал к месту формирования отряда.
