Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
Еще в детские годы я познакомился с семьей старого грузинского дворянина, женатого на молодой русской женщине, служившей вначале у него горничной. От отца Гришка унаследовал густые, черные как смоль волосы, брови и ресницы; от матери — очень бледное лицо и большие серые глаза. Гришка окончил Петербургский морской кадетский корпус и в звании гардемарина попал за границу. В Константинополе мы вместе окончили колледж и вместе добрались до Праги, но здесь наши пути разошлись — я после двух лет учебы на медицинском факультете начал учиться на юридическом, окончил его, стал паном доктором и референтом Советского торгпредства, а он поступил в Коммерческий институт, сделался паном инженером и поступил на работу в солидную фирму, связанную с импортом в Чехословакию электрического счетного оборудования. Когда меня привлекли к нелегальной разведывательной работе, я обратился за помощью к старому приятелю. Гришка не сочувствовал ни белым, ни красным, он любил работать, хорошо одеваться и ухаживать за женщинами. Но Россию он любил тоже, и мое предложение принял хоть и без удовольствия, но всерьез.
Надо сказать, что в Праге он спас мне жизнь: врангелевцы, раздраженные моими смелыми словами, решили выбросить меня из окна пятого этажа большого студенческого общежития. И выбросили бы, несмотря на мои длинные ноги, которыми я упирался в оконную раму, если бы Гришка потихоньку не дал знать об этом чешской администрации. Я был отбит и вырван из рук разъяренных белогвардейцев, а Гришка остался в стороне. После этого мы сошлись еще теснее, стали настоящими друзьями, но свои отношения по-прежнему сохраняли в тайне: ценность Гришки заключалась именно в том, что у наших врагов он находился вне подозрений. Этот наш помощник выполнял задания без особого рвения, но всегда честно и совершенно незаинтересованно: он не нуждался ни в советском паспорте, ни в советских деньгах.
На следующий день после моего разговора с Изольдой у Штейнера господин Фишер потребовал от нее свидания «по очень важному делу». Девушка предложила зайти к ней, и делец обрадовался, видимо, это облегчало осуществление его намерений. Резиденту я обещал не доводить дело до непоправимого скандала…
В назначенное время Гришка и я спрятались в спальне Изольды. Господин Фишер явился точно в назначенный час, величественно вошел в гостиную и остановился посреди комнаты. Мы наблюдали сцену сквозь не совсем прикрытую дверь.
Изольда выглядела особенно юной и хрупкой рядом с грузной фигурой дельца. Она глядела на него издали, взволнованно и испуганно блестя глазами.
— Сколько вам лет, дорогая мисс Оберон?
— Двадцать пять.
— Так позвольте заявить вам: вы только начинаете жить, дитя мое, и начинаете плохо. Вы упорно не слушаете тех, кто старше вас и знает свет лучше. Жизнь — это борьба. Вы одиноки и слабы, погубить вас очень легко. Я предлагаю вам помощь и защиту.
Глядя в щель, я улыбнулся, вспомнив начало моего разговора с Изольдой. До чего же все мы убийственно похожи друг на друга…
— Защиту? Но от кого же?
— От закона.
— Я вас не понимаю, господин Фишер. Объяснитесь!
Господин Фишер вздохнул, собрался с силами.
— Дитя мое, дайте мне ваши ручки. Вот так, спасибо. Теперь смотрите мне прямо в глаза. Отвечайте: вы не боитесь закона? Не думаете ли вы иногда, что вам могут остричь волосы, одеть серое арестантское платье, навсегда оторвать от радости, от молодости, от жизни?…
— За что?
— За то, что естественное чувство любви у вас направлено ложно, — голос господина Фишера теперь торжественно и грозно гремел, как у проповедника, вещающего приближение Страшного Суда. — Вы — преступница. Не отпирайтесь. Не пытайтесь обмануть меня. Это — бесполезно. Поймите, Изольда: я все знаю! Слышите — все! Все!!! Долго скрывал это, щадя вас, хотя Бог знает (господин Фишер указал рукой на потолок), каких переживаний мне это стоило. Но больше не смею молчать. Потому что в своем безумстве вы погубите себя. Вы не только преступница перед законом, вы преступница перед собой, Изольда. Дитя мое, дорогое дитя мое (голос господина Фишера дрогнул, в этом грубом и властном голосе послышались слезы), — опомнитесь! Пока не поздно, примите мою помощь! Вам нужно уехать. Пусть это будет Париж… Ривьера… Швейцария… Здесь все забудется тем временем… Вы понимаете, что я хочу сказать? Я не требую, не угрожаю… Я прошу… Прошу…
Ее дрожащими белыми пальчиками господин Фишер закрыл свое мясистое, багровое лицо. Он, видимо, с трудом сдерживал себя. Изольда молчала, растерянно глядя то на него, то на нашу дверь. Наконец делец овладел собой.
— Я создам вам материальные и моральные условия для перерождения. Буду вашим отцом, другом… мужем… Кем хотите! Отвечайте «да», другого выхода у вас не остается!
Изольда молчала, потупив светлую голову.
— «Да» — это радость жизни, «нет» — это смерть. Отвечайте, слышите меня? Отвечайте!
Обеими руками банкир схватил девушку за волосы и подтащил ее лицо к своему. Минуту он молча пожирал ее глазами, тяжело дыша и облизывая сухие губы. Стоя за дверью, мы закурили сигареты от зажженной свечи.
— Изольда, — наконец хрипло прорычал господин Фишер, — я люблю вас. Я стоял позади вас в парке… Видел и слышал все… Что вам еще нужно? Вы приперты к стене! И все-таки я не требую, я прошу… Вы преступница и теперь толкаете на преступление меня… Я — отец, прощающий растление мало- * летней дочери… Продающий ее за вашу любовь…
Господин Фишер издал звук, похожий на рыдание, грузно опустился на колени. Изольда вдруг подняла голову и улыбнулась.
— Да? — господин Фишер легко вскочил и, протянув руки, нагнулся к девушке.
Изольда, молча улыбаясь, попятилась назад.
— Да?!
Оторвавшись от щели, Гришка выбросил сигарету изо рта и прошептал:
— Сейчас начнется.
И снова прижался глазом к двери.
Господин Фишер схватил Изольду за плечи. Она рванулась назад. Он обнял ее. Гибким движением талии девушка высвободилась из его больших и неуклюжих рук, хотела сделать шаг назад, но сзади стоял диван. Девушка споткнулась, отступая потеряла равновесие и опрокинулась навзничь. Тяжело хрипя, господин Фишер навалился на нее. Отрывая от себя его руки, Изольда сорвала с плеч платье, и господин Фишер жадно припал губами к обнаженному телу.
Не отрываясь от щели, я толкнул Гришку ногой.
— Ну, торговец дочерью, ваши шутки заходят слишком далеко.
Господин Фишер медленно поднялся. Всклокоченный, с багровым лицом, он был страшен. Не отвечая ни слова, он шумно хрипел, уставясь налитыми кровью глазами на стройного, красивого юношу, который встал против него, небрежно сунув руки в карман.
