Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца
— Скажи ему, что он лжет.
Я перевел слова офицера. Помню, что Крендл очень нервозно воспринял эту картину. Бойцы 177-й роты один за другим стали отходить подальше, чтобы не присутствовать при этой досадной сцене. После того как британец повторил, что на самом деле ничего больше сказать не может, наш офицер-артиллерист спрятал пистолет в кобуру и бросил остававшимся солдатам 177-й роты:
— Уведите его отсюда!
Крендл оседлал мотоцикл, я уселся в коляску, и какое-то время мы оба молчали. Не рискну утверждать, что подумал Крендл, но лично я жутко боялся, что наш артиллерист возьмет да прикончит этого несчастного британца. Тут я понял, что, дав нам в руки оружие, армия наделила нас и правом применять его на свое усмотрение. Разве мог кто-нибудь помешать нам воспользоваться этим правом?
Такое на войне — дело обычное. Мне уже приходилось видеть раненых, да и убитых тоже, хотя издали.
Но я не был готов к тому, чтобы на моих глазах пристрелили бы пленного англичанина. И испытал огромное облегчение, что этого не произошло. В конце концов Крендл спросил у меня:
— Что это там приключилось с этим пленным?
— Ничего особенного, — стал отнекиваться я, не желая распространяться на эту тему.
Тронувшись с места, Крендл не стал возвращаться в колонну Роммеля. Оказывается, моему водителю приспичило проехаться по только что захваченному Вервье. Я ни слова не сказал — мне, как и Крендлу, страшно хотелось поглазеть на войну. На горящие здания, на вывороченный камень мостовых, на то, как вермахт опустошает брошенные магазины и дома. На углу мы заметили два лежащих трупа. Крендл решил подъехать и посмотреть на них.
Мы долго смотрели на двоих погибших бельгийцев. Один, раскинув руки, лежал на животе, другой навзничь в распахнутой шинели, прижав руку к груди. Вокруг все горело. Повсюду шатались солдаты вермахта, успев где-то здорово заложить за воротник, причем явно на дармовщинку, и во весь голос обсуждая, кто что успел стащить. Проезжали военные грузовики и легковушки, в принципе все здесь выглядело не так уж и необычно, разве что на углу валялись двое погибших бельгийцев. Мы с Крендлом посмотрели друг на друга, но тут же словно по команде отвели взоры. Что мы могли сказать друг другу? Может, благословить усопших? Предать их тела земле? Прикрыть их хотя бы? Перенести тела куда-нибудь отсюда? Мы на самом деле довольно долго глазели на них. Пока позади не раздался голос солдата вермахта.
— Это еще ничего, — заверил он нас. — В трех улицах отсюда их целая куча. Правда, зрелище не для слабонервных — кое у кого и кишки выпущены. Сходите да поглядите сами.
В забинтованных пальцах солдат сжимал сигарету. Боец был без каски и даже без пилотки. Взгляд, полный сарказма.
— А что у тебя с рукой? — поинтересовался Крендл. Мы оба уже собрались услышать рассказ, как и чем его
ранило.
— Это?
Солдат благоговейно, точно священную реликвию, поднял вверх руку.
— Да так, просто обжег о глушитель грузовика. Схватился по дурости. Небось не верите?
Мы не знали, верить или нет. Лично мне вообще этот тип не понравился — ни его манеры, ни то, как он стоял здесь и раскуривал, презрительно глядя на нас. Мне он действовал на нервы.
— Ну, удачи тебе, — пожелал солдату на прощанье Крендл, и мы зашагали к мотоциклу.
Когда мы трогались с места, солдат, показав на дома, выкрикнул:
— В трех улицах отсюда!
Крендл продолжил объезд Вервье, но мы не горели желанием разглядывать погибших бельгийцев. По пути нам попадались еще трупы, но мы не останавливались. На каком-то перекрестке Крендл резко затормозил — мы были вынуждены уступить дорогу четырем гужевым повозкам. Вожжи держали в руках солдаты вермахта, а на повозках вповалку лежали трупы погибших, но уже наших. Мы стояли, неотрывно глядя на лица в предсмертном оскале, застывшие в нелепых позах тела, безжизненные остекленевшие взоры. Солдаты СС, конвоировавшие группу бельгийских пленных, заставили их остановиться и отдать честь скорбному кортежу. Когда колонна проехала, я заметил, как один из бельгийцев, сунув сигарету в рот, собрался закурить, но эсэсовец отвесил ему оплеуху, и сигарета шлепнулась в грязь. Конвоиру показалось этого мало, и он ткнул бельгийца в грудь, и тот повалился на землю. Как это не походило на совсем недавнюю картину — ведь еще сегодня мы с ними смеялись и курили вместе, и никто не воспринимал их как врагов, а теперь вот — пожалуйста. Оказывается, они все же наши враги.
В «Т-6» прозвучал генеральский голос.
— Рядовой Фляйшман, вы уже закончили дела с этим орудием?
Я тут же принялся заверять герра генерала, что закончил, и мне было велено поскорее возвращаться. Крендл домчал меня до танковой колонны, находившейся севернее Вервье.
Поступил приказ направиться в Маршан-Фаман, городок приблизительно в 55 километрах на юго-запад от Вервье, с задачей закрепить за собой захваченную территорию, а затем, повернув на юг, ехать к Нёф-Шато. Я, как полагается, разослал распоряжение по подразделениям и получил подтверждение о получении приказа и готовности выступить. 7-я танковая дивизия и 2-й полк СС «Дас Райх» продолжили наступление на Францию.
Когда мы приблизились к лесному массиву, оттуда с поднятыми руками вышли бельгийцы. С тех пор как солдаты бельгийской армии получили известие о полном и окончательном поражении армии, огня они больше не открывали, предпочитая спокойно сдаваться в плен. Я заметил, что силы полиции СС на грузовиках «Опель Блиц» сразу же вывернулись перед нашей колонной, чтобы забрать пленных.
Роммель отдал распоряжение остановиться, заметив, что дорога углубляется в густой лес. Окинув взором в бинокль чащобу, он стал что-то говорить в ларингофон. Бронеавтомобиль спецназначения, обойдя танк Роммеля, выехал вперед. Дорога сузилась, по ней можно было передвигаться только в один ряд. Когда мы въехали в лес, по бокам стали хлестать толстые ветви сосен, солнце почти скрылось в гуще крон деревьев. Крендл следовал вплотную за танком герра генерала.
Скорость передвижения колонны не превышала 30 км/ч, а следовавшая в голове колонны бронемашина то и дело вертела башней в поисках затаившегося среди деревьев неприятеля. Мы с Крендлом, едва не задыхаясь в дыму выхлопных газов генеральского танка, полушутливо призывали ураганный ветер разогнать бензиновый смрад. И ржали до упаду, будто мальчишки. Судя по компасу, мы двигались в южном направлении, и тут слева от дороги вдруг появился обрыв. Поросший вековыми соснами придорожный склон справа от нас круто поднимался вверх. Мы хохотали и хохотали, как вдруг со стороны подъема справа от дороги прогремел орудийный выстрел. Долю секунды спустя чуть позади бронеавтомобиля и чуть впереди генеральского танка разорвался снаряд. И генеральский танк, и бронеавтомобиль тут же остановились. Я все еще, будто зачарованный, продолжал смотреть туда, где только что прогремел взрыв, как боковым зрением заметил несущийся прямо на нас танк. Рванув Крендла на себя, я потащил его за собой, и мы, перевалившись через коляску, рухнули на обочину. Тем временем танк «тигр IV» на полном ходу врезался в брошенный нами мотоцикл и, припечатав его к тылу генеральского «Железного Коня», согнул в виде символа победы — «V», замер на месте.
